не знаю, что будет…
– Хорошо, Елизавета Андреевна. Я с ней поговорю. Сегодня же и поговорю, обещаю.
И поговорила, конечно. Хотя и заранее знала, что ничего из того разговора хорошего не получится. Нинель даже разозлилась на мать, и свекрови тоже той злости досталось:
– Да как она так может рассуждать, мам! Глупости какие, надо же! Не развиваюсь я, книжек не читаю! Ну не глупости разве? Мне кажется, она завидует мне просто… И ревнует, как все свекрови!
– Но все равно, ты бы задумалась, Нинель… Со стороны виднее…
– Ну что, что со стороны виднее, скажи? Что я не так делаю? В доме у меня всегда чисто, вкусная еда всегда есть, Паше я во всем угождаю, в постели никогда не отказываю! Господи, да чего еще мужу от жены надо? И правда, что ли, вместе книжки читать? Ой, не смеши меня, мам… Это в прошлом веке такое было, наверное… Так и представляю такую картинку – мы с Пашей сидим на диване и книжки читаем! Больше нам делать нечего, да? Ой, не могу…
– Зря ты так. Паша-то как раз книги читает. И разговоры умные может вести. А ты…
– А мне они ни к чему, эти умные разговоры. Так моей свекрови и скажи. А что она еще про меня говорит, мам? Чем я еще не угодила?
– Да так прямо и говорит, что Паше с тобой жить неинтересно. Что поговорить не о чем.
– Ой, мне опять смешно… Да разве мужу от жены разговоры нужны? Нет уж, извини, ему совсем другое нужно… Надеюсь, тебе не надо объяснять про это «другое», мам? И вообще, не слушай ее больше! Я ж говорю – завидует и ревнует! Паша мой точно от нас никуда не денется. Тем более Ниночка его крепко держит, он же ее любит ужасно!
И тут же позвала громко:
– Ниночка, ты где? Иди сюда, доченька!
Ниночка заглянула в гостиную, спросила недовольно, снимая наушники:
– Ну чего, мам? Если зовешь ужинать, то я не хочу!
– Хорошо, Ниночка. Я поняла. Не хочешь. Иди к себе…
Ниночка пожала плечами, вышла молча. Нинель спросила торжествующе:
– Ну, ты видела? Видела, какая прелесть растет? И куда Паша от такого чуда денется, скажи? Я и Ниночка – мы и есть Пашино счастье. Я вот думаю, кстати, не пора ли мне снова родить… Может, мальчик получится, а? Каждый мужик ведь о сыне мечтает…
Разговор этот состоялся три года назад. И ничего за эти три года не изменилось, кроме того, что Паша все позже стал приходить домой, все чаще искал уединения на даче в редкие выходные. И все время молчал… И оживал только в те минуты, когда общался с Ниночкой. Глядел на нее с ласковой тоской, улыбался грустно. Будто хотел что-то объяснить, да не решался. Не мог…
Елена Михайловна и сама поверила, что все так и будет. Всегда будет. Паша устает, ему не до разговоров с женой. И что Ниночку очень любит, и она его держит якорем…
И как бы не так, ага! Вдруг как гром среди ясного неба – я ушел, я полюбил другую! И все без подготовки, все в лоб… На развод сам подам… Ну как тут не вспомнишь про те разговоры с Елизаветой Андреевной? И ведь не позвонишь ей, не пожалуешься… Она обязательно скажет: я предупреждала, вы меня не послушали…
Ушел, и дела ему нет, что с Нинель творится. Погубил ее доченьку, иначе не скажешь. Может, она больше и не встанет… И останется Ниночка без матери, не дай бог…
Так опять себя раздраконила, что и не понимала, где находится. Подняла голову – люди кругом… Ах да, она ж на автобусной остановке сидит, она ж к Павлу поехала! Поди, уж и автобус пропустила… Надо же, как прошлое ее забрало, совсем голову потеряла! Надо встряхнуться как-то. А вон и автобус идет, кажется… Пока в нем едет, надо все четко продумать, что и как скажет Павлу. Время еще есть…
* * *
Секретарша в приемной улыбнулась вежливо, спросила елейным голоском:
– Я могу вам чем-то помочь? Вы кого-то ищете?
– Никого я не ищу! – ответила почти грубо, будто пытаясь подстегнуть свою решительность. – Я пройду к Павлу, мне нужно с ним поговорить!
– Вы хотите сказать, к Павлу Владимировичу? Но он сейчас занят…
– А это ничего, что занят. Мне срочно нужно!
– Хорошо… Как вас представить?
– И представлять меня тоже не надо. Как-то не нуждаюсь, знаете ли… Я ему родственницей прихожусь, причем ближайшей.
И опять она удивилась этому своему напору. Еще и выражение лица было наверняка сердитое. А ничего, пусть! Пусть будет сердитое, так и надо! И разговор с Павлом тоже должен быть таким – напористым и сердитым! Хотя внутри все дрожало от напряжения – а ну как он и слова не даст сказать, а сразу выставит ее за дверь? Нет-нет, надо с напором, чтоб сразу его осадить…
Рванула на себя дверь в кабинет, вошла. Павел поднял глаза, глянул с удивлением. В глазах его не было испуга, скорее досада была. Нехорошая такая досада, с холодком. Зачем, мол, пришла, ведь все уже решено… И говорить больше не о чем.
Села в кресло, стоящее у его стола, вздохнула… И боевой настрой тут же пропал куда-то, и чуть не разревелась, едва сдержала себя. Проговорила вдруг севшим голосом, с хрипотцой:
– Как же так-то, Паш… Что же ты делаешь, сам ведь не понимаешь… Ведь ты же убиваешь Нинель, она едва жива… Еще немного, и я не знаю, что будет… Уж сколько раз ей скорую вызывала – не сосчитать. Не убивай ее, Пашенька, ради бога прошу…
Павел молчал, задумчиво глядя на нее, потом проговорил спокойно и тихо:
– Почему же убиваю? Я не убиваю, я просто не хочу больше так жить. Мы должны разойтись, и ничего в этом страшного нет. Каждый из нас пойдет своей дорогой – что же тут страшного?
– Да как так-то, Паша? Как? Хоть убей, не понимаю тебя… Вы что, плохо с Нинель жили? Ведь хорошо жили… Не ругались, не ссорились…
– Нет, Елена Михайловна. Плохо мы жили. То есть я плохо жил, понимаете? Можно сказать – совсем не жил…
– Да как это, Пашенька? Что ты говоришь такое? Даже слышать странно… Чем тебе плохо было, скажи? Почему ты решил вот так… Взять и уйти?
– Да все просто на самом деле. Простите, но я не люблю вашу дочь. И никогда не любил. Я
