оскорблять друг друга и затем схватились врукопашную. Тогда же некий человек тайно выбрался из города, после чего объявил стоявшему снаружи войску «Ежели вы желаете штурмовать город, делайте это сейчас, ибо те кто в нем обретаются ныне сошлись в рукопашной схватке с людьми Ангеррана, и оставили его без защиты, ибо все бросили свои посты, дабы принять участие в рукопашной». Те же немедленно пошли на штурм и сражались весьма доблестно, и в скором времени город был взят и отдан на поток и разграбление[376]. Тогда же Ангерран, каковой весьма отважно защищался, захвачен был в плен[377], и вместе с ним схвачено было множество иных дворян из его свиты[378]. Их же схватили, невзирая ни на что, связали, и на телегах отправили в Париж, где все до единого были казнены по воле носящих перевязь, каковые ныне творили все что им заблагорассудится[379].
100. Город же был взят на XXI день мая тысяча IIIIc и XIIII года, в понедельник, после обеденного времени[380], Ангеррану же отрубили голову в сказанном же городе на XVI день сказанного же месяца, с ним же казнены были и многие иные, из каковых многие закончили жизнь на виселице[381], в то время как монахини и прочие достойные женщины, а также невинные девушки подверглись насилию[382], в то время как мужчинам пришлось выкупать себя за деньги, малые же дети и церкви лишились всего достояния, захвачены же были реликвии, облачения и книги[383], и ни прошло и десяти дней после взятия города, как таковой ограблен был до последней нитки, они же присвоили себе все, что можно было унести прочь. И как то рассказывали, даже сарацины не творили столько зла, сколько причинили сказанному городу их солдаты, виновны же в том были коварные советчики, окружившие короля[384], с каковым никто иной не решался ныне заговорить.
101. Далее, причинив сказанному городу столько зла, сколько было в их силах, они доставили доброго короля в Лаон, когда же он въехал туда, никто не чинил ему в том препятствий, ибо для них стало уроком то, что произошло в Суассоне[385].
102. Далее, как то доподлинно известно, [арманьяки], носящие перевязь, каковые в то время из Парижа заправляли делами всего королевства, едва до них дошли вести о разорении города, приказали во всем Париже зажечь огни как то делается на праздник Св. Иоанна[386], словно бы им случилось наголову разбить сарацин или иных неверных, никто же не смел ныне им возразить или воззвать к жалости сказанных арманьяков, носящих перевязь [принадлежащих к обоему полу], ибо, как вам вероятно случилось видеть, возле сказанных костров, зажженных в канун праздника Св. Иоанна и Св. Петра теснилось не менее четырех тысяч женщин, причем все они были из достойных семей, отличавшиеся вполне добропорядочным поведением[387], и все они без исключения надели на себя перевязь, мужчин же здесь было бесчисленное множество, они же все питали к мерзкой арманьякской банде столь глубокую привязанность, что полагали будто любой не носящий сказанной перевязи недостоин более жить. И ежели кому случилось поднять против них голос, и сведения о том доходили до их ушей, такового человека ожидал немедля тяжелый штраф или же высылка, или же долгое заключение без всякого милосердия к провинившемуся.
103. Далее, добрый король отправился из Лаона в Перонн[388], куда съехались также представители Гента, и Брюгге и Франка, и иных добрых городов что во Фландрии[389], дабы вести с ним переговоры, туда же прибыла Дама из Голландии[390], но при том ничего не было решено.
104. Далее, король оттуда отправился к Аррасу[391], и подступил к городу с осадой, каковая затянулась на весьма продолжительное время.
105. Далее, в сказанный же год тысяча IIIIc и XIIII сказанными же арманьяками, носящими перевязь, в праздник Обретения Мощей Св. Стефана, что на III день августа[392], основано было братство[393] Св. Лаврентия Белых Риз[394], они же заявляли, будто таковое братство состояло единственно из католиков[395], добрых и верных Господу, единому их сеньору, каковой день Св. Лаврентия пришелся на пятницу. В следующее же за тем воскресенье ими устроено было празднество в честь Св. Лаврентия, на каковом присутствовали IIIIc человек, все до единого носящие перевязь, при том что никто иной, будь то мужчина или женщина не осмелился в это время посетить сказанный монастырь или присутствовать на их празднестве, при том что несколько добропорядочных людей, каковые отправились в монастырь дабы вместе со своими друзьями присутствовать на празднике в честь Св. Лаврентия, каковой должен был состояться в воскресенье, весьма опасались за свое добро, ибо никоим образом не принадлежали к сказанной банде.
106. Далее, в то время по всей Франции повсеместно шли военные распри, в то время как [в Париже] съестного, иными словами, хлеба и вина, было столько, что пинта[396] доброго вина, столь отменного и чистого, продавалась за цену в один парижский денье[397], при том что вином, как белым так и красным в Париже торговали сразу в сотнях мест, и хлеб распродавался так же бойко, при том что до самого конца года вино это отнюдь не загустело[398], не забродило[399] и не приобрело дурного запаха.
107. Далее, войску пришлось терпеть великие лишения[400], ибо они стояли под Аррасом в полной праздности.
108. Далее, когда же они поняли что все растет в цене, равно товары и прочее, и лошади их повсюду гибнут от бескормицы, приказано было объявить мир[401], и на XI день сентября, во вторник, около трех часов после полуночи, они снялись с лагеря, оставляя свои палатки нетронутыми, ввиду того, что было объявлено во всеуслышание, дабы никто под угрозой петли не зажигал в своем жилище огонь[402]. Однако же, гасконцы, бывшие союзниками носящих перевязь, поступили противоположным образом и подожгли все вокруг что только могли, не задумываясь о том, каковым образом им придется затем идти, отчего начался столь великий пожар, что огонь дошел до королевского шатра, обретавшегося позади палаток, и ежели короля вовремя не вытащили наружу, и не увели прочь в более безопасное место. Те же, кому удалось спастись, уверяли, будто в огне осталось более 500 человек, каковые в нем и сгорели, и все эти люди были больными
