class="a">[403], каковые обретались по разным палаткам.
109. Далее, в следующий за тем четверг, вести о том дошли до Парижа, и по всем монастырям с утра и до самого вечера били в колокола с толь чудесно, что такового не видано и не слыхано было ранее, как звонили в тот день по причине величайшей радости, ибо все жаждали мира.
110. Далее, в четверг, на XIIII день сентября, некому юноше случилось сорвать перевязь с изображения Св. Евстафия, на каковую она была надета[404], и порвать ее в клочья, невзирая на тех, кто таковую на нее надел. Немедленно же после того он был схвачен, и далее ему отрубили руку на мосту Алле[405], каковой обретается прямо перед [монастырем] Св. Евстафия, при том что неведомо, к добру или к худу был подобный приговор[406], и далее обрекли на вечное изгнание, при том что ни один человек не осмелился им в том перечить, столь дурно, по воле дурных людей управлялось королевство.
111. Да будет вам ведомо, что все, обретавшиеся под Аррасом или большая часть из таковых вернувшись, были столь истощены, бледны и изнурены до последней крайности[407], словно им случилось VI или VIII месяцев пробыть в тюрьме на хлебе и воде, и единственно покрыли себя позором греха[408], на обратном же пути, из них полегло XI тысяч или более того.
112. Далее, на XI следующего за тем октября, в четверг в Сент-Уэне случилось состояться дуэли между неким бретонцем[409] и неким португальцем[410], один из каковых был на службе у герцога Беррийского, другой — на службе герцога Бургундского[411]. Они же вышли на турнирное поле и приготовились биться, но не совершили более ничего, достойного упоминания, ибо дуэль была остановлена по приказу не успев начаться. Таковым же образом поступил герцог Беррийский страшась за своего бретонца[412], носившего перевязь, ибо португалец управлялся со своим снаряжением с таковой легкостью, что все прочили ему победу, при том что неизвестно, как бы все повернулось на самом деле.
113. Далее, в следующую за тем субботу, на XIII день названного октября месяца, в названный же год, король вернулся в Париж в сопровождении блестящей свиты, в то время как парижане встретили его за воротами столицы и с почетом препроводили в город, тогда же весь день напролет шел проливной дождь, столь сильный, что все без исключения желали поскорей оказаться под крышей. При том что около VIII часов ночи добрые парижане сами и без приказа, стали жечь огни и бить в тазы столь, и праздновать столь пышно, как тому не случалось быть за последние сто лет, и [по всем] парижским [улицам], каковые можно было так назвать [накрыты были столы, при том, что любой прохожий мог там угощаться вволю][413].
114. Далее, на XXIII день октября месяца уволен был с должности прево Парижа, иными словами, Андрэ Маршан, вместо него же носящие перевязь назначили на должность некоего рыцаря, принадлежавшего к свите герцога Орлеанского, каковой носил титул барона и звался Таннеги дю Шатель[414], он же занимал эту должность всего лишь два дня и две ночи, ибо пришелся им в чем-то не по нраву. На III-й же день после того, вернулся на должность Андрэ Маршан, человек весьма жестокий и безжалостный, как то уже сказано было ранее.
115. Далее, в сказанное же время, между праздником Св. Реми[415] и Рождеством, сказанные арманьяки, носящие перевязь, каковые ныне всем заправляли, приказали выслать прочь из Парижа всех женщин, чью мужья были высланы прочь ранее[416], без всякого на то милосердия. Таковое же зрелище невозможно было наблюдать, не испытывая чувства сострадания, ибо все высылаемые без исключения, были женщинами весьма достойными и добропорядочными, большая же часть из них никогда ранее не покидала Париж без полагающегося к тому сопровождения, ныне же в сопровождение им были даны чиновники весьма жестокого нрава. Воистину, каков хозяин, таковы и слуги! Им же окончательно разбивало им сердце то, что высылали их во владения герцога Орлеанского, заставляя таковым образом отдаляться прочь от страны, где обретались их мужья и друзья, и кроме того, они более всего страшились оказаться в Орлеане[417], куда большей части из них предстояло попасть, но по иному и не могло быть, ибо в названное время всем заправляли одни только юные сеньоры, исключая герцога Беррийского и графа д’Арманьяка[418].
116. Далее, во время следующих за тем Рождественских праздников, как то, [Рождества] тысяча IIIIc и XIIII года, король возвел графа Алансонского в ранг Алансонского герцога[419], владение, бывшее ранее всего лишь графством, превращено было в герцогство, таковых же герцогств не видано было до сего дня, но так случилось[420].
1415
117. Далее, в начале следующего за тем февраля, король и вместе с ним иные высшие сеньоры приняли участие в турнире[421], каковой устроен был на широкой улице Сент-Антуан, между Сен-Антуан и Сен-Катрин-дю-Валь-дез-Эколье, то же место огорожено было барьерами. На тот же турнир прибыл герцог Брабантский[422], каковой собирался участвовать в мирных переговорах, и бился на турнире и выиграл приз[423].
118. В то же время англичане обретались в Париже, ведя переговоры касательно замужества одной из дочерей короля Франции[424].
119. Далее, во вторник, на XIX день [февраля], Андрэ Маршан получил отставку с поста парижского прево, каковой уже и ранее терял сказанный пост за все то зло, каковое чинил, но возвращал его себе с помощью денег, при том что в этот раз превотство парижское во II или III раз передано было сиру Таннеги дю Шателю[425].
120. Тогда же, некие рыцари родом из Испании и Португалии[426], весьма прославленные в рыцарском деле, уж не знаю по причине какового безумства, решили вызвать на бой троих французов, как то Франсуа де Гриньоля, ла Рока, Мориньона[427] причем условлено было им биться насмерть, и состояться должен был сказанный бой должен был на XXI день февраля, в канун праздника Св. Петра[428] в Сент-Уэне. Они же прибыли на поле боя перед тем, как солнцу пришло время зайти, и клянусь Господом, троим французам потребовалось меньше времени чем то необходимо дабы конному от ворот Сен-Мартин добраться до ворот Сент-Антуан, чтобы наголову разбить троих португальцев, из каковых французов
