семь…
— Готово!
Он приоткрывает сначала один глаз, а затем второй. Я стою, гордо расправив плечи, с высоко задранным подбородком, уперев руки в бока. И чем это я так горжусь, интересно?
Лотнер натянуто улыбается и указывает головой в сторону наших вещей.
— Давай поедим.
На песке разложен большой плед, а на нём стоит сумка с чипсами, зелёным виноградом, морковкой и две пластиковые тарелки, на которых лежат сэндвичи из дорогого хлеба.
— Индейка или лосось?
— Лосось, спасибо.
Так как еда лежит посередине, мы сидим на пледе лицом к океану.
— Сегодня замечательный день, — мычу я с набитым ртом. Не уверена, почему я это сказала, только если нашей неловкости требовался небольшой разговор.
Он смотрит на меня, выгнув бровь.
— Я рад, что ты всё ещё так считаешь.
Мы оба смотрим на воду и продолжаем есть. Краем глаза я замечаю, что тело Лотнера трясётся и слышу непонятные звуки, как будто он подавился.
Поставив тарелку на плед, я наклоняюсь к нему и вижу, что его рука прижата ко рту, а он сам отвернулся от меня. Я проходила подготовку, как делать искусственное дыхание, но это было давно. Если я правильно помню, то он слишком большой для ударов по спине, поэтому мне придётся обхватить его руками и сделать приём Хеймлиха, пока он не откашляется.
— Эй, ты в порядке? — спрашиваю я, мой дрожащий голос выдает моё беспокойство.
Он кивает, а я наклоняюсь ещё ближе к нему, чтобы увидеть его лицо.
— Боже! Ты что смеёшься надо мной?!
Он больше не может сдерживать это. Неконтролируемый смех вырывается из Лотнера, пока он старается не подавиться своей едой.
— Ну, ты и придурок! — я толкаю его, и он падает на бок.
— Прости… это… — он смеется слишком сильно, чтобы сейчас закончить это делать. — Я никогда не видел…
Он кашляет, чтобы прочистить горло и тыльной стороной ладони вытирает выступившие на глазах слёзы. Чёрт возьми! Он так сильно смеется НАДО МНОЙ до слёз!
— И что же так чертовски сильно тебя рассмешило? — спрашиваю я, сама глупо улыбаясь. — Это из-за того, как я катаюсь или из-за акулы? Или ты смеёшься из-за моей неудачи с одеждой?
Его лицо красное, как помидор, и кривится от того, как он пытался сдержать свою истерику. Это руководство к тому, как некрасиво смеяться.
— Ох, боже мой… да из-за всего.
Ему трудно дышать, пока он пытается взять себя хоть немного в руки.
— В смысле, это не только потому, что у тебя проблемы с тем, как поймать волну, или как вставать на доску, или даже просто сидеть на ней, раз уж на то пошло… — ещё несколько смешков вырывается из него. — Всё дело было в том, какой решительной ты выглядела. Боже… на это было больно смотреть.
Он продолжает делать глубокие вдохи, а я беру камеру и фотографирую его, делая снимки один за другим.
— Что ты делаешь? — он пытается закрыть своё лицо рукой.
— Ну, я слышала, что в этих местах водятся гиены, но эта находится ближе всего, поэтому я решила, что нужно сделать несколько фотографий.
— Хорошо, хорошо. Прости, — выглядывает он из-под руки, которая закрывает его лицо.
Я делаю ещё один снимок и убираю фотоаппарат. Я очень хочу оставить сердитый взгляд на моём лице, но не могу.
— Теперь твоя очередь, давай, — я машу рукой, прогоняя его к воде. — Теперь моя очередь подстраховывать тебя. Хотя после твоего невероятно грубого поведения я не могу гарантировать, что спасу тебя, если ты начнёшь тонуть. Поэтому позаботься о том, что ты оставил ключи от машины со мной, чтобы я могла вовремя вернуться домой, чтобы покормить Сворли.
Лотнер поднимается и забирает мою камеру.
— Эй! — кричу я.
Он несколько раз фотографирует меня, а затем отдаёт камеру обратно.
— Смотри и учись, — усмехается он и берет доску в руки.
* * *
Мы едем обратно в Пало-Альто после олимпийского выступления Лотнера на доске для сёрфинга. Я, должно быть, сделала с ним больше сотни фото. Он безумно крутой, и я сказала ему об этом… ну, только без «крутого».
Я устала. Долгий день на солнце высосал всю мою энергию. Точнее это и ещё то, что я слишком много времени провела в воде.
— Не хочешь поужинать? Пицца или ещё что-нибудь? — Лотнер, кажется, вообще не устал.
— Спасибо, но только не сегодня вечером. Мне нужно накормить Сворли… и я не голодна.
Он улыбается, но улыбка слабая.
— Тогда, может, перенесём ужин? — предлагаю я.
А теперь он оживляется.
— Конечно. Завтра?
Я точно также улыбаюсь ему.
— Хорошо.
— Отлично! Я принесу пиццу и пиво. А с тебя развлечения.
— Развлечения? — спрашиваю я, покосившись на него.
— Да, развлечения. Разве я заикаюсь? — он снова хватает меня за ногу, вызывав этим ещё один пронзительный крик.
Отпихнув от себя его руки, я качаю головой.
— Здесь есть бассейн, джакузи, спутниковое телевидение и стол для пинг-понга внизу. Вот тебе и развлечения.
— Точно сказано. Мне нужно надевать плавки?
— Только если ты планируешь залезть в бассейн или джакузи, — пожимаю я плечами, глядя в окно.
— Оу, я планирую побывать и там, и там. Мне просто нужно подтверждение, что нужно надеть плавки.
Повернувшись к Лотнеру, я бью его по руке, что равносильно глупой идее биться головой о лобовое стекло.
— Заткнись! С этого момента, мы ОБА должны быть в одежде. Понял?
— Эй, я буду следовать правилам, если ты будешь, — он тихонько смеется, пока мы заезжаем на подъездную дорожку.
Он глушит мотор и вытаскивает мою сумку с заднего сидения, а я обуваю шлёпанцы и выхожу из машины. Вместо того чтобы отдать мне мою сумку, он повесил её на правое плечо, и удивил меня тем, что своей левой рукой взял меня за руку и повёл к крыльцу. Мы остановились возле входа. Выпустив мою руку, Лотнер повернулся ко мне лицом и отдал мою сумку.
— Так что, завтра… в пять?
Я киваю. Мой взгляд перемещается с его голубых ирисов на его полные губы и обратно. Почему я себя чувствую, как шестнадцатилетняя девчонка на своём первом свидании? Он собирается поцеловать меня? Хочу ли я, чтобы он поцеловал меня? Какого чёрта со мной творится? Мой пульс учащается. Он приближается, как можно ближе ко мне, но фактически не касаясь меня. Сглотнув, я облизываю губы, которые пересохли от моего тяжелого дыхания.
— Могу я поцеловать тебя? — шепчет он.
Что?
Меня никогда прежде не спрашивали об этом. Большинство парней просто делали это.
Говори, Сидни!
— Эм… я уезжаю через месяц.
Отлично… это
