друг в друга, давай трусы стягивать. Губы горят от бешеных поцелуев, у Алекса они тоже припухшие. Да и глаза диковатые. Блестят лихорадочно, словно он ловит знак для повторного захода.
Отвечаю, изрядно смутившись:
— Однажды — может быть.
Но явно не сегодня! Поднимаюсь, ища глазами белье. Алекс тоже садится, подтягивает штаны.
— Цветы в воду поставлю. Мама придет утром, обрадуется… — Надеваю плавки, стараясь не смотреть на него.
Равский вдруг обхватывает меня за талию, тянет к себе и целует в шею.
— Не спеши. Я помогу.
Вместе мы покидаем комнату. Я опираюсь на него, все еще изрядно смущаясь. Предлагаю чай, в глубине души надеясь, что откажется.
Соглашается.
Нервно так, конечно. Когда мы начинаем целоваться, все происходит само собой. Разговор вот только никак не клеится. Вообще, ситуация странная. Я дважды переспала с Алексом, потому что сама этого хотела. Но при этом нуждаюсь в деньгах и принимаю от него огромные суммы. В целом складывающаяся картина так себе, и как ее сгладить, нет ни одной идеи.
Алекс тем временем приносит цветы в кухню. Открывает дверцу под раковиной, чтобы выбросить использованный презерватив.
— Эй! — возмущаюсь. — Мама увидит же! Давай хотя бы в пакет завернем.
— Эм. Ладно, давай.
Я достаю непрозрачный пакет, Алекс прячет в него улику, продолжая улыбаться. Мы заговорщически переглядываемся, в этот момент становится легче и я немного расслабляюсь.
Ставлю чайник, Равский садится за стол.
— Спасибо, что оплатил лечение, — перехожу к главному. — Мне… ужасно неловко. Это столько денег.
— Мне было приятно тебе помочь. Что говорят врачи? Я планировал сам свозить тебя на первый прием и послушать, но не смог проснуться.
Я у него, безусловно, далеко не на первом месте. Даже сон важнее. Только в моей жизни кроме него и лечения ничего не происходит, нельзя забывать об этом.
— Повторили в очередной раз, что о спорте нужно забыть, — отвечаю сухо. — Ты мало что пропустил.
Разливаю чай, достаю конфеты. Хлопоты дают возможность избегать зрительных перестрелок. Я все еще чувствую отголоски близости, Равский же ведет себя так, словно не трахался несколько минут назад — он бодрый, собранный, внешне спокойный. Вот только вертит в руках телефон. Быстро. Закончив с приготовлениями, присаживаюсь напротив.
— Мы можем обратиться к другим врачам. В Европе, Израиле.
Я качаю головой, и он продолжает издеваться:
— Ты быстро сдалась.
От негодования вспыхиваю! Фыркаю:
— Израильские медики подарят мне новые кости?
— Ты даже не попыталась, — опять грубит он.
— Как бы тебе объяснить-то… О, ты же программист. Смотрел фильм про Сноудена?
— Да.
— Помнишь момент, как он спрыгнул с кровати и сломал сразу обе ноги? Его кости истончились, образовались микротрещинки, и при увеличении нагрузки ноги не выдержали. У меня примерно то же самое. Ни один тренер не возьмется возвращать в профессиональный спорт. А если и рискнет, Андреева его с землей сравняет. Она сказала, что больше мне на ковре делать нечего. Значит, нечего.
Алекс продолжает еще быстрее вертеть телефон, и это начинает действовать на нервы.
— Ты ей полностью доверяешь? — говорит наконец.
— Да. Она мне как вторая мама. Иногда казалось, — опускаю глаза и улыбаюсь, — что как первая. У меня довольно упрямый характер, Алла Теодоровна со мной хлебнула. Хотя, сказать по правде, с ней тоже мало кто уживался из девочек. Но мы сразу сконнектились. Алекс, она очень много сил и лет своей жизни в меня вложила. Если бы был хотя бы крошечный шанс на возвращение, она бы за него ухватилась. Я знаю. Понимаю умом. Просто… сейчас мне постоянно плохо. Ищу причину, почему эти кости не выдержали! — Прижимаю кулак ко рту и борюсь с потребностью разрыдаться. — Иногда я сидела на дополнительных диетах, о которых Алла Теодоровна не знала. Я была толще девочек, и хотелось… быть еще лучше. Может быть от этого? Тогда это моя вина… Ты можешь оставить телефон в покое? Пожалуйста.
Алекс поспешно откладывает мобильный на стол и напрягается.
— Может быть, виновата, может быть — нет. Какая разница? Но я тебя понимаю. Понимаю, почему тебе плохо. Мы похожи.
— Даже не представляю в чем, — закатываю глаза.
Он слишком худой для спорта. Он айтишник, бизнесмен.
— Нам обоим льстит чувство сопричастности к чему-то большему, чем мы сами по себе являемся. Это способствует бесперебойный выработке дофамина. Приятные ощущения. Как и секс. Во время секса ты совсем другая, нежели вот сейчас, — улыбается Алекс. — Очень мягкая и доверчивая.
Щеки горят огнем.
В чем-то он прав, наверное: дело в дофамине. Раньше я удовольствие ощущала после каждой успешной тренировки, кайф ловила от соревнований. Сейчас испытать радость сложно. Выходит, в сексе я пытаюсь забыться и в действительности мне все равно, с кем этим заниматься? Дофаминовая шлюшка какая-то получается.
Делаю глоточек чая. Удрученно молчу. Алекс опять заговаривает первым:
— В воскресенье я буду присутствовать на выставке и хотел бы, чтобы ты меня сопровождала.
Вот оно, начинается. Пора платить за лечение.
— Хорошо. Правда, не уверена, что выдержу много времени. Да и вид у меня пока не праздничный. Гипс снимут только во вторник.
Алекс хочет что-то ответить, но дверной звонок прерывает.
— Кто бы это мог быть? — Я подскакиваю, радуясь возможности перевести тему. — Пойду посмотрю.
Встаю, беру костыль и направляюсь к входной двери.
На лестничной площадке стоит незнакомый парень. Открываю.
— Квартира сто двадцать два?
— Верно.
— Вам доставка. — Он протягивает пакет с логотипом соседнего супермаркета.
Хм. Может, мама заказала что-то?
— Хорошо, спасибо.
— Извините, пожалуйста. Вы бы не могли набрать воды? На улице очень жарко. — Он показывает литровую бутылку.
Парень и правда изрядно вспотел. Наверное, на велосипеде ехал в плюс двадцать восемь.
— Да, без проблем. Минуту. Можете пока присесть на пуф и отдохнуть. Здесь прохладно. — Приглашаю несчастного в квартиру.
Пакет не тяжелый, поэтому я сама приношу его в кухню, ставлю на пол. Объясняю Алексу, что происходит. Включаю кран. Но не успеваю набрать и треть бутылки, как входная дверь хлопает.
Алекс тут же напрягается, рывком встает и идет к выходу. Я выключаю воду и следую за ним.
Курьера в коридоре нет!
— Забыл про воду, что ли? — Так и держу бутылку.
Но у Алекса мнение другое:
— Сумки, кошельки на месте, Ив?
Ахаю! Кидаюсь к шкафу, распахиваю дверцы и просматриваю полки. У нас с мамой не так много вещей, и все вроде бы на своих местах.
— Думаешь, украл что-то?
— Не знаю. Посмотри хорошо. Я пока гляну, что привез.
Сердечный ритм ускоряется — меня никогда не грабили. Странные ощущения и чувство вины. Зачем оставила чужого человека одного в коридоре?
