есть меня хоть и с запозданием, но все-таки разберут на органы?.. От отчаяния хочется разрыдаться и закричать — но горло сводит спазмом так, что даже дыхание дается с трудом.
В отличие от меня Рихта дышит свободно и настроена решительно.
— Ничего, погоди, за мной придет моя команда, они всё здесь разнесут. Не волнуйся, лохматая, не брошу. Ты хоть и страшно тупая, но все-таки разумна, тем более беженка. Не сделает это мне чести, оставить тебя этим тварям…
Кстати о тварях…
— А они… кто вообще? И где мы?
Рихта вздыхает. Да, да, я знаю, что блестяще тупая, но все-таки можно сделать скидку на то, что я переселенка-беженка, или как она там меня назвала?
— Шерхи. Раса без планеты, скачут как фирсы по шкуре больного скрамза… Воруют все, что плохо лежит, разбирают, тестируют и все мало-мальски ценное сбывают через подставных на черных рынках. Мы на их корабле. Если повезет, нас вытащат. Если нет, будешь дрейфовать по межзвездному в разных пробирках… уловила суть?
— У… уловила…
— Надо же, действительно разумна.
— Ну спасибо…
…Время наматывало нервы на стальной кулак, и временами мне казалось, что я слышу их треск. Инопланетная женщина рядом со мной очень быстро развела бурную деятельность: ковыряла обшивку, копалась в невесть как сохранившемся датчике слежения… затеяла драку с зелеными, когда те принесли подобие еды, от вида и запаха которой пустой желудок скрутило спазмом. Все сильнее хотелось пить, я то и дело теряла сознание, каждый раз приходя в себя от тычков и пинков.
— Не вздумай сдохнуть, пока я здесь, слышишь, тупое ты создание?!
— За… замол…
— Огрызается она мне. Вставай. Вставай тебе говорят!
— Не могу… ноги…
— Да чтоб тебя…
Она проклинала меня и заставляла сидеть, орала, когда от еды меня все-таки стошнило. Я неимоверно раздражала её — но почему-то у меня было чувство, что реального вреда она не причинит… что мне очень повезло оказаться именно с ней в одной камере…
А потом и это "везение" кончилось.
2-1
Когда в камере в очередной раз появились зеленые, я могла только беспомощно смотреть, как тащат по полу маленькую извивающуюся фигурку. Рихта страшно вопила, изрыгая проклятья и ругательства, угрожая каким-то флотом и расправой. Обратно её не вернули.
От ужаса и пустоты я сделалась как будто бы ватной. От холода и долгой неподвижности тело совсем онемело, стало гулким и звонким, чтобы постепенно нагреться изнутри болезненным жаром. Жар этот расползался ознобом и болью, которой было так много, которая была повсюду… в ней терялось ощущение времени и пространства, я все лежала и лежала в этой синеве, кажется, целую вечность… наверное, даже собственную смерть могла бы не заметить…
Поэтому когда тело приподнимается, я на секунду думаю: все, кончилось. Но боль тянется следом, а то немногое, во что я верю о посмертии, предполагает отсутствие боли. Тело тянется по коридорам, перед глазами плывут синевой окрашенные потолки… кое-где свет становится ослепительно ярким, и я жмурюсь. Я не вижу зеленых, я скорее чувствую, что где-то рядом есть что-то… живое.
Меня заносят в очень светлое помещение, куда-то укладывают, и я наконец снова их вижу… боже… какие жуткие… что-то в том, как они движутся… в черных этих глазах и непомерно длинных конечностях, которыми они деловито перебирают что-то на столах… один из этих столов, заваленный указками, совсем рядом… я вспоминаю запах паленой кожи, и меня начинает тошнить. Если меня сейчас начнут… этой штукой… я ведь все еще не могу шевелиться… но уже могу чувствовать…
Зеленые — над моей головой, водят чем-то вдоль тела, пищит их прибор. Пищат они сами, и сквозь этот писк я цепляю отдельные слова:
— Женская особь…
— Повреждения…
— Изъятие…
Нет-нет-нет, что они там изымать собрались?.. Органы? Все-таки органы будут изымать? Суки, твою мать, твою мать!.. не хочу, пожалуйста, не надо!..
Зеленый тянется указкой к животу, перед глазами вспыхивает, и происходит две вещи. Я действительно чувствую боль, чудовищную, ни с чем не сравнимую — и дергаю руками. Несильно — но этого хватает, чтобы зацепить зеленого с одной стороны и снести указки с другой. Горит живот, судя по запаху горит в прямом смысле, перед глазами мельтешат шерхи… мельтешат, носятся, визжат что-то и ломятся на выход… до меня доносятся обрывки фраз, что-то вроде “стерилизация” и “обработка площади”… Мать свою стерилизуй, ублюдок зеленый!..
Когда затихают голоса, я со стоном приподнимаюсь на локтях… твою мать… твою мать… они прожгли мне чем-то живот… под пупком — алая полоса, точно такие же, только чуть потемнее, пересекают бедра… Я пытаюсь встать, безо всякой цели, падаю плашмя на пол, расшибаю локоть… почему они разбежались?.. от того, что я тронула одного из них? Испугались, что заразна?.. Черти вас раздери… как же больно… засунуть бы эту указку им в…
Я не успеваю придумать, когда пол под ногами вздрагивает. Опять?.. Да сколько ж можно… ползком, ползком, под стол, в угол… ноги волочатся за мной по полу, как мертвые, я вообще смогу ходить потом? Ааа, черти, будет ли вообще у меня это потом?.. Пол трясет и трясет, все сильнее, издалека слышен визг — ну какая разница, черт с этими ногами, мне бы хоть на этот раз уже… окончательно…
Дверь в комнату вылетает с мясом, когда я уже подползаю к углу и подтягиваю конечности к груди. В проеме — черные костюмы, в руках у них… наверное, какое-то оружие. Меня они игнорируют, быстро осматриваются и также стремительно выбегают. Только один на выходе оборачивается, но из-за шлема не понять, куда он смотрит. Из-под черноты слышно глухое:
— Мар, сектор 3, отсек 15-С, — и костюм исчезает в проходе.
Дрожит и дрожит пол, но взрываться корабль шерхов не планирует. Слышны какие-то хлопки — выстрелы? Не хочу знать, слышны вопли и визг — надеюсь, шерхов. Я сжимаюсь вся, стараясь занять как можно меньше места — черт его знает, этих черных, повезло мне все-таки или пора хвататься за указку, даром что я понятия не имею, как ей пользоваться…
— Вот она! Эй, тупица!
Я не веря своим ушам поднимаю голову — Рихта! Живая, по-прежнему злая, скачет на одной ноге, поддерживаемая одним из черных костюмов. Второй ноги нет по колено, нет одного глаза, на голом животе — точно такие же полосы, как и у меня. Но это не мешает ей обматерить меня незнакомыми словами — что меня именно обматерили, я даже не сомневаюсь.
— Чего расселась? Беги, шевели ластами!
