его еле зримо, но меняется и становится… тоскливым? Всего на секунду, но мне кажется, что сейчас он протянет руку и…
Только кажется.
Капитан не шевелится и ничего не говорит. От стыда и неловкости мне хочется свернуться клубком. Ну и зачем я подошла?.. Ему не нужна моя благодарность. И я сама… тоже…
Шаг назад, еще один и еще. Я поворачиваюсь спиной, потому что еще чуть-чуть — и начнется истерика. Надо двигаться, надо идти… надо уходить отсюда, пока я не начала терять куски прямо на ходу.
Я возвращаюсь к миртош, те машут планшетом. “Пора отправляться”. И правда. Я оборачиваюсь к Шерше и неловко улыбаюсь ей.
— Спасибо, что заботилась обо мне.
Та издает какой-то странный звук и вдруг прижимается ко мне, обхватив лапками.
— Береги себя, — бурчит она в живот.
— Угу. И ты себя.
Один из миртош осторожно тянет ко мне полупрозрачную конечность, я чувствую прохладное касание, будто бы желе. Шевелятся усики на вытянутой голове. Спина горит, но на этот раз я уже не оглядываюсь.
— Да, иду. Извините за задержку.
* * *
Маршаллех.
Когда-то давно, в прошлой жизни, они с другом поспорили — кто дольше выстоит на пике Рох’адур в полуденный зной, когда жар даже скалы сделает мягкими. Они стояли там с вытянутыми вверх руками до самого вечера, так и не определив победителя — разом свалившись с пика, едва последний луч Шерхентас скрылся за горизонтом. Тогда ему казалось, что нет большего испытания в жизни — испытания пламенем небес…
Стоя на платформе 404, Маршаллех смотрит, как его Шер-аланах уходит на корабль миртош, и не шевелится. Уходят с платформы деловитые вархи, обсуждая свои бесконечные бумажные вопросы, чуть погодя, уходит и понурая рахшаса. Она привязалась к девушке — и скорее всего, к следующему набору её уже не допустят: привязка мешает им подстраиваться. Все уходят с платформы.
Пора и ему… тоже…
Маршаллех не шевелится, глядя, как неповоротливый корабль миртош медленно отсоединяется, поднимается выше… перестраивается на новый курс… сейчас ей, наверное, объясняют технику безопасности и показывают каюту… куда выходят смотровые этой каюты? Он мог бы… еще раз… еще хотя бы раз, пусть издалека, мельком…
Корабль приглушает двигатели, чтобы перейти в другой режим, когда ослепительная вспышка вонзается в него слева… мгновение не происходит вообще ничего, даже время в этот миг не происходит, все замирает, словно собирается в одну точку… и треть корабля просто исчезает в никуда, а оставшаяся…
А оставшаяся разлетается вдребезги.
2-0
Я прихожу в себя от звона. Чудовищный звон вонзается в череп сотней дребезжащих иголок, и все содержимое превращает в болтушку. Все тело мое похоже на студень, залитый в форму; я не чувствую ноги, я не чувствую руки и спину, как будто кости не просто переломали — вырвали из меня, оставив гулкую пустоту там, где должна быть боль… А надо мной…
Твою мать.
Зеленое, вытянутое, тёмные провалы вместо глаз, крохотный рот… из него на грани различимого доносится какой-то тоненький звук… существо держит в руках что-то вроде указки… я не могу ни поднять голову, ни повернуть её, я не знаю даже где черт возьми моя голова, чтобы ею ворочать… Существо тянется своей указкой туда, где должны быть ноги, и спустя мгновение я слышу запах паленой кожи.
Слышу запах — а боли не чувствую.
Ужас застилает глаза, тошнота скользким шаром разбухает в горле. Где я кто они помогите кто-нибудь… в поле зрения попадает еще один зеленый с указкой, запах паленого усиливается, они же сейчас мне ноги отрежут… если еще не…
Доносится какой-то писк, зеленые отворачиваются… запах меняется, становится словно бы спиртовым… что происходит… что они делают?.. господи… кто-нибудь…
Зеленое снова перед глазами, что-то к ним прижимает — и я проваливаюсь в темноту.
* * *
В следующий раз я прихожу в себя уже от холода и ноющей боли. Кажется, так чувствует себя мясо после мясорубки — если мясо может чувствовать. Я еще могу, но мало чем отличаюсь от мяса. В носоглотке пересохло так, что язык прилип к нёбу. Я лежу на полу в холодной синеватой камере, рядом — застывший силуэт. Оно… живое еще? И если да — хорошо это для меня или плохо?..
С трудом я поворачиваю голову — тело по-прежнему не слушается, и все ощущения в нем приглушены. Я лежу абсолютно голая, но наличие одежды беспокоит в последнюю очередь — главное, что руки-ноги на месте.
Надолго ли?
Я вспоминаю указку в руках у зеленого, полное отсутствие человечности в глазах у него же, и вся становлюсь холодная и липкая. Где я? Вряд ли это корабль миртош, я помню, как задрожал под ногами пол, как раздался хлопок — и все погрузилось в темноту. Кажется, на корабль напали — остались ли живы эти добродушные слизни? Ааа… господи… нашла о чем волноваться…
Глаза понемногу привыкают к свету, и мне удается разглядеть существо рядом с собой. Маленькое, как рахшаса, только лысое… кожа чуть мерцает, над глазами — две впадинки… Существо словно бы чувствует мой взгляд и поворачивает голову.
— Чего уставилась? — звенит в ушах раздраженный, явно женский голос.
Это… оно говорит?
— Ты что, немая?
— …
— Или просто тупая?
— … я тебя понимаю…
— Поздравляю. Чего пялишься?
— Извини, я просто…
— Просто тупая. Откуда взялась вообще?
— Со станции?..
— С какой, …, станции?!
Она злится… а я даже руки поднять не могу… если решит ударить…
— Не совсем со станции, меня на корабле забирали со станции на Миртос, и на корабль напали, больше ничего не помню, — отвечаю как могу торопливо.
— И какого скрамза ты летела к этим слизням?
— Меня к ним распределили…
— Распре…что? Так ты из этих? Переселенка-беженка?
Переселенка-беженка… лучше и не скажешь, наверное…
— Да… вроде того…
Существо долго молчит, а потом словно нехотя произносит:
— Тогда извини. Меня зовут Рихта.
— Таня. А как мы вообще друг друга…
— Ретрансляторы. Наверняка их сунули в эти твои отростки, уродство-то какое, мать моя первородная…
Я вспоминаю Сершель и капсулы, которые она мне протянула. Я ведь так и не вытащила их…
— А тех… тех я не понимала…
— Слабенькие значит твои. Не ловят их частоту. Проклятые шерхи… — Рихта яростно ударяет в стену, я вся подбираюсь в ожидании грохота… но слышу только низкий, быстро затихающий гул. Это что за камера такая?…
— Глушилка. Чтобы наши вопли не отвлекали этих ублюдков от их экспериментов…
Холодный пот пересчитывает позвонки липкими пальцами. Эксперименты? То
