они приводить погонщиков в чувство, небёны, прибежав ко мне, глаза отводили: им, молодым, было неловко — нокаутировали неспешных, рассудительных и пожилых русичей, настоящих крестьян.
Я сел на землю осмотреть пятку, вспоротою рогом буйвола. Подошёл Брут и поставил на землю рядом мои ботинки. Силыч присел осмотреть рану. Из подсумка достал ягодину, оторвал от клубня пузырь, вывернул наизнанку и, соскоблив ногтями «анютины глазки», скатал. Презерватив. Не отличишь, если бы не был таким прозрачным, а был цвета, например, персика, и исходил от него персиковый же аромат. Оно и от свежей, только что сорванной ягоды пахло гуталином, а от этой подвявшей несло как из нужника. Оторвал Силыч кусочек от кожуры, вложил в «кольцо», и все это, помазав чем-то из пенала, приложил к ране. Такую же операцию проделал и с пальцами на ногах, руках, коленях. Ботинки помог надеть. Краги связал и повесил мне на шею.
Не я вас уберегу, думал я о лошадях с буйволами, наблюдая за тем, с каким энтузиазмом хлопцы помогали оклемавшимся погонщикам поднять упряжки, а то спасёт, что небёны ещё с неделю-другую будут сыты батонами и флотскими макаронами. Да и прикроют экспедицию, потому как нет больше оскомины, не родит оскоминица.
Костяшки на кулаках и коленках саднили, пятку жгло огнём, хотелось тушёнки.
Подвели начальника экспедиции.
Хрона ты забыл сразу отдать тушёнку, и письмо жены специально попридержал, чтобы мне всучить во время мёртвого часа, а самому без опаски искать оскоминицу на полях с посевами, не встав с песка, из-подо лба взирал я на Мацкевича.
Врач с трудом поднял руку и сунул мне, сплёвывая кровь, жетон стороной с надписью МАНДАТ и строчками: «Предъявителю сего дозволяется производить на угодьях колхоза «Отрадный» научные изыскания любыми методами и средствами». Потом подал свиток пласт-паперы из коралла цвета писчей бумаги. С водяным знаком Правительства Марса и сургучной печатью.
— Контракт, — сказал и выплюнул зуб.
Я прочёл. Документ был странным, суть текста сводилась к тому, что колхоз «Отрадный» освобождался от обязанностей поставок на Марс лекарств, — как подчёркивалось, ещё на шесть лет. Требовалось только значительно увеличить посевы подсолнечника, а эта культура требовала, как ни какая другая, тщательной прополки. Прочтя документ, я, мужественный офицер спецназа, ныне стойкий председатель колхоза и ищущий, с творческой жилкой агроном, впал в несвойственную мне меланхолию. Оставаться на острове ещё шесть лет! На Земле! Лично я никак не рассчитывал. Лучше под трибунал и провести остаток жизни изгнанником в «найденной норе», но — в Метро, на Марсе. С женой и детьми, с друзьями на одной планете.
До ночи не находил себе места. А утром полеводы, обеспокоенные неявкой председателя в правление на распределение нарядов, нашли меня в амбаре. Здесь их руководитель сидел, обалдело уставившись на скульптуру. Ночь я месил островную глину и к утру выдал.
* * *
В амбар подавался природный газ согревать от буржуек урожай зимами, топили газом привозимом в кухонных баллонах от котлована. За основу скульптуры я использовал незадействованный отвод трубопровода по всему помещению, согревавшего здесь воздух. Почему и нашли меня в амбаре: Хлеб пришёл заправить баллон и застал меня заканчивающим лепить лошадь — на отводе, применённом в качестве каркаса. Отвод из двухдюймовой трубы, в два с половиной метра длиной, с концом, загибавшимся к низу, был прислонён к стене, я его выволок на середину пустующего помещения и закрепил на двух, из труб таких же, «козлах». Отличный каркас для скульптуры. Лошадь, почему вылепил? Под впечатлением все ещё был: упряжки положил. Скульптор из меня ещё тот, а тут получилось, и не просто хорошо, великолепно. Как живая стояла. Лепил я лошадь — не конкретно коня или кобылу, последняя получилась как-то сама собой. Жеребьих гениталий под брюхом не сделал; хвост получился коротким, подрезанным, задранным вверх и в сторону, аккурат над обрезом трубы проникавшей в лошадиный круп… над заднепроходным отверстием. Другая часть трубы, загнутая к долу — шея — обрывалась сплющенным концом в открытой пасти. Обмазал глиной — получился язык. Пасть открыта широко, язык высунут далеко, голова склонена, чуть ли копыт недостаёт. Ноги передние отставлены далеко вперёд, прямые, как палки. Задние ноги поджаты глубоко под брюхом. Будто летела во всю прыть и резко в страхе затормозила, неистово заржав, упёрлась передними ногами и мордой в землю. Дома мой дог Цезарь в такой позе потягивался по утрам, научился у дружбана попугая Гоши; попка, имея только две ноги, упирался как-то плечами и клювом в пол клетки, топил лапки в перьях под брюшком, распушив хвост, зад задирал высоко, выше головы. Показывал самочке ему в пару купленной, как себя вести, но та так и не поняла ухажёра, так и сбежала в форточку девственницей. Ещё не высохшую статую хлопцы, разрезав надвое по хребту, шее и голове, освободили от хребтовой трубы, оставили для устойчивости козлы-ноги. Силыч половинки сложил, склеил и обжёг газовой горелкой. Получилась… кобыла — от живой не отличишь. «Зая», окрестил прозвищем моё создание Брут. Получилась скульптура очень реалистичной, только мутновато-прозрачной, потому что после обжига с остеклителем глина в стекло спеклась. Но реализма осталось. Потому видать, что когда избитый мной упряжки загнали в амбар, вожак Донгуан весь табун оттуда выгнал. Всю ночь модуль, некогда бывший ротным пищеблоком, сотрясался, сползал по глинистому склону, пока не упёрся в вагон-ресторан, колхозную столовку.
Трое медиков в расстройстве подытожили и прослезились: за пять лет взвод, из-за отсутствия профессионализма в выращивании ржи, подсолнечника, пряностей, и нелюбви к топинамбуру, слопал всю оскомину, в тюльку подмешав и в пюре. Днём Мацкевич ушёл с упряжками в сопки искать ягоду там. Крыся, не поверивший в успех, запил. Пил и ссорился с Камсой. Оба клянчили у Хлеба киселя, у Силыча бражки, у полеводов тюльки. К вечеру Крыся выглядел, как Камса — таким же алкашом со стажем. Всем до чёртиков надоели, только завидев троицу, ретировались и разбегались по сторонам.
* * *
Что я делаю, самогонка в объёмах промышленного производства, мучился я. Земмарийцы меня проклянут. Но жить как-то надо. Только бы согласился мирянский председатель. Как он ещё отнесётся к предложению? Совместный бизнес организуем, мечтал я, с определённым разграничением сфер деятельности у компаньонов. Самогон будем гнать и продавать в ЗемМарии. А как прикрытие — торговать семечками. Запущу Силычеву «домну».
Идею заняться бизнесом я
