из правого угла ринга — от крыльца дома. Молча.
Руслан же продолжает:
— У него, в отличие от вас, комплекса бога нет, и ему ничего и нигде от женского ума не жмёт. Вы — трус! Вы ведь зассали просто поговорить? Что с дочерью тогда, что с внучкой сейчас? Да, просто спросить⁈ Мало вам было всего того дерьма, что из-за вас с тетей Лейлой было? Да кто вы такой вообще? И с чего вы решили, что можете распоряжаться их жизнями?
Оппонент багровеет и цедит презрительно:
— Ты, щенок. Проваливай к себе, тут тебе не место. Это мой дом, и я тебя сюда не звал.
Сын хмыкает тоже без уважения:
— Да я как бы и не в гости, а так забежал. Привет передать.
Руслан шагает к рослому парню, что стоит за левым плечом деда Гохи. Короткий замах, резкий удар под дых, по шее сзади, красивый уход от взлетевшего рядом костыля. Контрольный сзади в спину и неугодный несостоявшийся жених летит лицом в клумбу с розами.
Рус приближается и выхватывает из рук деда его давней подруги воспитательное орудие, отшвыривая палку себе за спину. Склоняется ниже и рычит:
— Гаухар до своего возраста дожила, вопреки вам, а не благодаря. Она давно взрослая и самостоятельная, а вы ей никто, ясно? Старшую дочь чуть в могилу не свели, мало? Теперь тот же фокус с внучкой, да? Да идите вы со своими дикими традициями.
Руслан плюет под ноги Лелкиному отцу, разворачивается и, проходя мимо выбравшегося из клумбы поверженного противника, добавляет ему коротким ударом с ноги.
Клумба снова занята, а у розовых кустов очередная трагедия.
Подхватив Гоху с ее чемоданом и десяток сопровождения, Руслан Владимирович Ланской-Коломенский завершает свой недружественный визит на историческую родину подруги дней его суровых.
— Сын наш, конечно, звезда, но траекторию полёта надо бы ему подправить. Можно даже лопатой, — задумчиво изрекаю, оторвавшись от занятного видео.
Муж смотрит в телефон охреневшими глазами и, в принципе, со мной согласен.
Ну, ладно, это мужские разборки. Сходят в зал. Побоксируют. Поговорят.
Я пойду, пожалуй, корвалола еще хлопну. Да.
А хорошо он того мажора уделал. И не скажешь, что взрывотехник.
[1] Реактивное расстройство привязанности — комплекс психических отклонений, развивающийся при отсутствии эмоционального контакта с воспитателями: родителями, опекунами. Проявляется боязливостью, настороженностью, трудностями адаптации и установления взаимоотношений, поведенческими нарушениями (агрессией, аутоагрессией), отставанием интеллектуального развития.
Глава 16
Лада
Когда я примерно продумала план действий, по организации встречи и разговора с Русланом — выдохнула.
Можно бесконечно прятаться от себя и жить в привычной удобной иллюзии, где ты героически спасаешь, терпишь и преодолеваешь, но когда кто-то со стороны легко прямо в лоб тебе заявляет, что ты дура беспросветная и в жизни все не так, как ты столько лет думала — это, ну, слегка дезориентирует.
Хочется орать: «Я лучше знаю!» и топать ногами. Но глупо. Потому что, а вдруг правы эти самые чужие люди? А то, что насаждается в твоей семье — ложь?
Пора. Давно пора. Нельзя нормально жить, когда половина твоего сердца и душа постоянно находятся в прошлом.
Сейчас напишу. Напишу. Да хоть бы и в ВК.
Странно, что у Руслана вдруг закрыт профиль.
Ладно, есть же лучший друг, можно и у него уточнить контакт, в конце концов.
Да, у Марка Адриана страница открыта, но с сюрпризом.
В верхней закрепленной записи кратко говорится: «Умчали на спасательную операцию. Ждите». И пока я соображаю — это по учебе они умчались, или что-то случилось, на стене появляется фотография: Руслан в парадной форме, с аксельбантами и медалями обнимает хрупкую восточную красавицу на фоне знаменитых пяти стаканов «Пулково».
И подпись.
В сердце. Наотмашь.
Лаконично, как у Марка Адриана всегда: «Встретили Руса с невестой».
Все.
У него невеста.
Какие уж там мечты, да?
А чего ты, собственно, ожидала? Что он будет эти шесть лет тихо мечтать в углу, пока тебе хватит смелости признать свои чувства? Что ты уйдешь от мужа? Что согласишься, наконец, с тем, что он тебе нужен?
Ну вот, ты, идиотка тугодумная и трусиха, признала. И кому они нужны теперь, твои откровения?
Да, когда ты все-таки собралась, то решила же только поговорить с ним. А то, что на самом деле надо было года три, как развестись с постылым мужем, даже ведь в голову не пришло?
Нет.
Развод — это недопустимо, мы же семья. Родители и Сева такого никогда не позволят.
И вообще, честно, поговорить хотела? Или совесть успокоить? А чью?
Но как же больно. Дышать нет сил. Голова кружится.
И как-то мутно. Очень.
Да, истинно говорят: когда одна дверь закрывается, то распахивается другая. Просто надо заметить.
А что еще остается думать, глядя одновременно на две полоски на тесте и на фото во «В Контакте»?
Что же, пора отбросить прочь уже совсем точно несбыточные мечты. Теперь есть цель поважнее — ребенок! Мое личное маленькое счастье… мой новый смысл жизни.
Моя крошка точно будет счастливой! Ведь мама будет ее очень любить. Очень-очень. Только ее.
И паника волной накрывает вечером, когда появляется кровь там, где быть ее никак не должно.
Сейчас. Никак. Не должно быть.
Но она есть.
Слезы, скорая, больница.
УЗИ, капельницы, постельный режим.
Сева ежедневно с цветами и фруктами.
И слезы, слезы, слезы.
Слезы все время.
Глава 17
Руслан
Взъерошенный Марк у нас на пороге вечером в пятницу. Не к добру.
Чего еще? Только-только от азиатского вояжа отошел. Надо уже доки отцу отдать для аспирантуры. Хоть какие-то планы прикинуть на будущее. Да и с Ладой пора, наконец, встретиться и поговорить. Зря я так затянул.
А тут новый сюрприз.
Что за херня, бро?
— Ох, Маргарита Анатольевна, а что это вы сегодня без Цербера? — с порога, обнимая мою мать, начинает Марк.
— Марик, все шутишь. Цербер скоро приедет, не волнуйся, уже звонил с вокзала.
— Ну, пока его нет, расскажу Вам, насколько Вы волшебная, прекрасная, чудесная, понимающая женщина-мечта, — и, зараза, сопит матушке в макушку, гад!
Как из всего этого бедлама с достоинством регулярно выходит матушка — это уметь надо. Папа Влад, естественно, бесится, но мама моя — Королева, без базара.
Вот и сейчас, такая вся понимающая, но очень-очень ехидная:
— Можешь не утруждаться, муж мне об этом сообщает регулярно. Я иногда даже верю.
Я, бл*, жду не дождусь, когда он уже отвалит, но бро упорствует:
— Вот, такие женщины — редкость и так не справедливо, что эти бриллианты достаются кому-то просто из-за того, что другие фанаты возрастом не вышли.
Сколько пафоса, сука! Да ну нах*, пора перебеситься, бл*! Сколько можно-то?
— Марк! Достаточно. Я как-то уже утомилась с тобой вести беседы на одну и ту же тему. Ты — офигенный! Классный, прекрасный, замечательный! Но, чудесный мальчик, услышь меня — у нас с тобой слишком большая разница в возрасте. Слишком.
Марк звереет, не иначе: прижимает к себе мать, лбом в лоб ей уперся, дышит тяжело, из глаз разве что искры не сыплются:
— Все понимаю, все терплю, но пойми уже, ты — моя мечта, ты для меня прекрасная, самая-самая, бл*!
Да, так тяжело мама вздыхала, когда я, в школьные годы, ей в десять вечера говорил, что на завтра надо пирог на чаепитие принести и поделку на окружающий мир. И физкультурная форма моя грязная, а утром уже нужна.
— Ма-а-а-арик! Ты невероятный! И я очень люблю тебя, ты у меня как второй сын, практически! Мы с мамой твоей уже столько лет дружим. Да, началось это вынуждено, но сейчас мы обе вполне искренни! Да я уже давно готова тебя крестить, в конце концов!
— На хер это все! Я тебя люблю! Десять лет, десять, сука, лет! Чего только не перепробовал, но нет! Только ты одна перед глазами! — тут Марк начинает рычать и рыдать.
Я сваливаю в коридор, потому что не место мне тут, бл*. Да и батю, если что, перехватить надо.
За семейное счастье родителей я не переживаю. Марк для мамы, реально, инцест, а она на такое не пойдет никогда.
Сука, но как же больно. И за него, и за себя. Хотя за него можно и порадоваться — много бы я отдал, чтобы так Ладу тискать и признаваться во всем.
Из кухни слышны всхлипы и уговоры. Хочется уйти или хотя бы заткнуть уши, но я против воли впитываю все эти правильные и мудрые слова:
