Мне жаль, что все вышло именно так. Я наказала сама себя и также с лихвой наказала Доронина.
Может быть, Анфиска еще одно наказание за глупость и трусость? Не знаю…
Но простить предательство у меня не было сил, даже несмотря на то, что где-то я сама подтолкнула его на тот путь. Когда Сашка приехал в Москву, я хотела его проигнорировать, точно решив, что пора отпустить произошедшее и его самого в первую очередь. Быть вместе равно мукам для обоих. Но он не хотел принять мое решение, сорвался, злился, попытался совершить то, о чем потом бы жалел. Это стало отправной точкой. Гранью, которую мы перешли в наших страданиях. Исправлять уже было нечего, мы все разрушили. Сами.
- Мариш, ты чего застыла? - Нонна касается моей руки, сводя черные бровки.
- Задумалась, - выдыхаю, - поздравляю еще раз, - сжимаю ножку бокала, - счастья вам.
- Спас-и-и-ибо.
Звон стекла и тихая музыка. Тепло, разливающееся по телу. Оглядываюсь по сторонам, замечая людей, ощущая бурлящую жизнь. Во мне она тоже кипит, эта жизнь, или же я вновь ее для себя придумываю.
До десяти мы сидим с Ноннкой, отмечаем ее предстоящее замужество, смеемся. Дома меня встречает Костя, которого я считаю другом. Хорошим, надежным другом. Прошло три года, но я так и не почувствовала в себе хоть чего-то похожего на любовь женщины к мужчине. Нет. Он это чувствует, я знаю. Возможно, вскоре все закончится, а пока мы отчаянно цепляемся друг за друга, погружаясь в комфорт и безопасность.
- Как посидели? - Костя помогает мне снять пиджак, вешая тот в шкаф.
- Отлично, - касаюсь губами шершавой щеки.
- Тебе тут Люба звонила.
- Люба?
С Григорьевой мы до сих пор поддерживаем связь, но созваниваемся нечасто.
- Да. Просила перезвонить, как придешь. Чай будешь?
- Буду. Я тогда быстро ей звякну.
- Хорошо, буду ждать тебя на кухне.
Киваю и сажусь на пуф у стационарного телефона, набирая Любкин номер из записной книжки. После протяженных гудков Григорьева берет трубку. Ее сонный голос вводит меня в замешательство.
- Прости, у вас же сейчас часов пять, - прикусываю губу.
- Ага, - зевая, - хорошо, что сегодня воскресенье.
- Что-то случилось? Ты просила перезвонить.
- Да… я просто не знаю, в курсе ты или нет, но тут кое-что произошло.
- Что-то с бабушкой? – перестаю дышать, слегка подаваясь вперед, сжимая пальцами телефонный провод.
- Нет, с Вандой Витольдовной все хорошо, мама к ней вчера заходила. Тут в другом дело…
- Люба, не томи, что случилось?
- Анфиска беременна.
- Кто?
- Мартынова.
- Не думаю, что эта новость… - обрываю себя на полуслове. - От него? - шепотом.
- Да, от Доронина. Не знаю, может, не стоило мне, просто я подумала, что…
- Все нормально, - киваю, - все хорошо. Я за него рада. Ты прости, я тут только пришла, в душ хочу ужасно.
- Марин, ты…
- Извини, что разбудила. Пока, - нервно смеюсь и кладу трубку.
Доронин
- Саша! - мама взволнованно вошла в мой кабинет, на ее лице горела теплая улыбка. - Анфиса родила мальчика.
Я поднял взгляд и вмиг метнул его к окну. Как быстро летит время...
- Он такой крошечный, хороший, - присела на диван, продолжая глупо улыбаться.
От ее слов во мне ничего не дрогнуло, это была такая же обыденность, что и за тысячу дней до сегодня. Сбросив некое оцепенение, я лишь убрал в стол бумаги, потянувшись к виски.
- Ты останешься дома? – многозначительно взглянула на початую бутылку.
- А у меня есть надобность куда-то ехать?
- Ты должен.
- Я? Должен? Кажется, ты меня с кем-то перепутала.
- Ей нужна твоя поддержка, как бы ты к ней ни относился. И вообще, не важно, какие у тебя отношения с Анфисой, в первую очередь это твой ребенок. Слышишь меня?
- Ага, - киваю на автомате, делая глоток.
- Я тебя не так воспитывала, - мгновенный упрек летит мне прямо в лоб.
Мама раздраженно взмахивает рукой, продолжая прожигать меня взглядом.
- Ну, за наследника, - усмехаюсь, опустошая стакан.
- Значит, ты останешься здесь?
- Езжай домой, мам, - говорю спокойно и очень хочу, чтобы она наконец-то ушла.
- Ладно.
Каждое ее движение пропитано недовольством, но она, конечно, не озвучивает его словесно. Просто поднимается с дивана и выходит за дверь.
Наливаю еще и, не притронувшись к бокалу, приказываю подать машину.
В клинике тихо, слишком тихо. Коридоры пусты, словно все здесь вымерли. Правда, стоит мне об этом подумать, как Борисов, появившийся из-за угла, идет в мою сторону. Остановившись напротив, пожимает руку и самолично проводит в палату.
Анфиска лежит на полуприподнятой кровати с младенцем. Увидев меня, сильнее прижимает к себе ребенка, впечатываясь спиной в подушку.
- Александр Николаевич, если что, зови, кнопка вызова персонала на панели.
Указывает на пульт, лежащий на тумбочке, и спешно покидает пространство палаты.
Анфиска настороженно наблюдает за моими движениями, сохраняя на лице маску холоднокровия. Но стоит мне сделать еще шаг навстречу, и ее руки полностью закрывают от меня ребенка.
- Я тебе его не отдам, - наконец-то подает голос, - ни за что не отдам.
- Я не собираюсь его забирать, ты мать, - останавливаюсь совсем близко, а взгляд сам мгновенно приковывается к бледно-голубой пеленке, в которую завернут младенец.
- Тогда зачем ты пришел?
- Тупой вопрос.
- Ты правда его не отберешь?
- Правда.
- Хорошо, - кивает и нерешительно разжимает пальцы, предлагает мне взять его на руки. – Главное, придерживай ему голову, - широко улыбается, подаваясь вперед.
Ощущаю под ладонями этот теплый завернутый в пеленки комок, и дыхание замирает. Легкая дрожь, зародившаяся в пальцах, пронзает все тело. Перекладываю его на левое предплечье и осторожно убираю кусок ткани от маленького личика, а нос –пуговка привередливо морщится.
- Он такой хороший, правда?
Анфиска вновь подает голос, но у меня в горле встал огромный сухой ком, не позволяющий дать ей сразу хоть какой-то ответ. Лишь киваю, продолжая смотреть на ребенка.
У него длинные реснички и пухлые щеки, делающие его похожим на хомяка.
- Я думала, как его назвать. Может быть, Игнат?
