Мадлен также обедала в маленьком зале пансиона и увлеченно следила за ходом дискуссий, аплодируя каждый раз, когда импрессионисты наносили очередной удар академикам. Она стала как бы „музой“ группы Гогена». Мадлен искренне восхищалась талантом Гогена, называя его великим художником. В итоге оба друга – и молодой застенчивый Лаваль, и 40-летний самоуверенный Гоген, имеющий за плечами непростой семейный опыт, – влюбились в поэтичную барышню, да так, что каждый сделал Мадлен предложение руки и сердца.
Эмиль Бернар
Автопортерт с портретом Гогена. 1888
Луи Анкетен
Портрет Мадлен Бернар 1892.
Известен портрет Мадлен, написанный Гогеном в эти месяцы, на нем молодая девушка совсем не похожа на кроткие образы, написанные ее братом, как, впрочем, и на описания современников. Автор относится к своей модели иначе, она для него земная женщина, со своим характером, но в закрытой позе, с лукавым взглядом, чувствуется, что у героини есть своя тайна и портретист ее не знает. Так художник в Гогене оказался проницательнее «бывалого мужчины – дикаря», как он себя сам называл. Будучи уверенным в успехе, Поль признался девушке в любви, и тут прозвучал гром среди ясного неба – оказалось, что Мадлен, несмотря на свой пиетет перед Гогеном, уже давно влюблена в Шарля Лаваля, и что он тоже предложил ей выйти замуж и они уже помолвлены. Разрушенные надежды и уязвленное самолюбие Поля послужили причиной ссоры с Лавалем и даже с Бернаром. В отчаянии и озлоблении он пишет натюрморт «Фрукты» с искаженным лицом Мадлен в глубине как намек на низменные сладострастные чувства молодых людей и посылает картину бывшему другу.
Все эти эмоциональные встряски вкупе с трагическим разрывом с Ван Гогом, произошедшим зимой того же года в Арле, утвердили Гогена в окончательном понимании своего экзистенциального одиночества. Душевные терзания толкали Поля на резкие высказывания и необдуманные поступки, это породило устойчивый миф о неуживчивом характере Гогена. Он ясно осознал, что единственным его спасением как художника может стать только полная перемена жизни – «перезагрузка». И он выбирает Океанию как модель иного мира с другой природой и другими красками, другими людьми и другим языком, другими радостями, невзгодами, победами, потерями и, конечно, с другими историями любви. Но главное – с будущими шедеврами, которые сделают имя Гогена известным всему миру.
А что же чета Лавалей? Они поженились в 1889 году, были счастливы и любили друг друга. Только, увы, судьба отпустила для них счастья совсем немного, через пять лет их погубила чахотка. Шарль Лаваль, безусловно, очень талантливый художник, так и не успел прославиться, как его кумир Поль Гоген. А его молодая супруга так и осталась неразгаданной и таинственной особой. Какой она была на самом деле – эфемерной, как персонаж Бернара, или более чувственной и скрытной, как у Гогена, а может быть, она была соблазнительной искусительницей, как на портрете Луи Анкетена, друга их семьи, написанном в 1892 году? К сожалению, ранняя смерть Мадлен окутала эту историю флером недосказанности.
История одиннадцатая
Картина для закрытого просмотра
Франсиско Гойя
Эта история могла произойти только в Испании, поскольку именно в этой стране конфронтация между темпераментным менталитетом испанцев и аскетичной суровостью всемогущей инквизиции отличалась особой остротой и накалом. Испания подарила миру прославленную школу живописи: виртуозно написанные испанские портреты и образы святых, жанровые и батальные сцены украшают лучшие музейные собрания мира. Но вот чего невозможно встретить в залах испанской живописи, так это обнаженной женской натуры. В то время как итальянцы, а затем фламандцы и французы век за веком изображали спящих Венер и купающихся Диан, испанцы целомудренно умолкали, и не потому, что не ценили красоту, а потому, что всесильная и бдительная инквизиция могла отлучить от церкви художника-отступника. Но из правил всегда есть исключения: в Испании это был Диего Веласкес, именно он впервые среди соотечественников создал шедевр в жанре ню – картину «Венера с зеркалом». Работа получилась на редкость элегантной и сдержанной, это был истинно испанский ответ роскошной и чувственной картине Тициана с подобным сюжетом, которую Веласкес мог видеть во время поездки в Италию. Легенда гласит, что полотно Веласкеса настолько понравилось королю Филиппу, многолетнему покровителю художника, что король заботливо скрывал Веласкеса от недреманного ока церковного суда, а потом выхлопотал для него как национального гения и благочестивого католика специальное разрешение.
С тех пор более ста лет никто из живописцев не рисковал идти по стопам автора «Венеры с зеркалом», пока на испанской земле не родился еще один гениальный мастер – Франсиско Гойя, обладатель, к тому же, независимого характера. Именно он стал автором второй картины в истории испанской живописи, написанной в жанре ню. Но у Венеры Веласкеса и новой ню кисти Гойи нет ничего общего, кроме их всемирной известности. У Гойи и его героини была совсем другая история, более земная, страстная, полная опасностей и загадок.
Появление этой скандальной картины напоминало заговор посвященных, в котором участвовали помимо автора еще двое важных действующих лиц – заказчик и натурщица, тоже отчаянные строптивцы, поскольку все трое «заговорщиков» знали, что решились участвовать в опасном предприятии. Самые «безобидные», с точки зрения инквизиции, причины были у автора холста. Когда Гойя написал запретную картину, он был в зените славы и успеха, в эти годы он работал при дворе над королевскими портретами, в то время его связывали пылкие отношения с герцогиней Каэтаной Альба, которая также была моделью для нескольких его шедевров. Творческая активность мастера требовала расширения круга тем и образов, и Гойя стал автором ню, решая чисто художественные задачи.
Заказчиком картины выступил Мануэль Годой, личность одиозная, герцог и премьер-министр, самый влиятельный политик в Испании на рубеже XVIII–XIX веков. Карьера Годоя была подобна сказочной истории, поскольку он происходил из мелкопоместного дворянства и достиг высот власти и богатства благодаря своей… привлекательной внешности. Начинал молодой красавец свой путь, как и многие фавориты в этом галантном веке, со службы в гвардии, где своей статью пленил взоры будущей королевы Марии-Луизы. Роман королевы и Мануэля продолжался много лет, в течение которых фаворит получил все возможные титулы, звания, награды и должности. Полтора десятка лет Годой фактически управлял страной, не только оставаясь любовником королевы, но и сохраняя дружбу ее августейшего супруга короля Карла IV.
Франсиско Гойя
Портрет Мануэля Годоя. 1801
