в июле была взята Бастилия и начались такие события, что все былые придворные интриги померкли перед опасностями и террором новых времен. Роялистка Лебрен была внесена в списки врагов республики, и вернуться назад ей было невозможно.
Революция жестко разделила жизненные пути двух наших героинь. Элизабет Виже-Лебрен была вынуждена провести 15 лет в эмиграции, однако это были годы ее профессиональных успехов и всеевропейской известности. Шесть лет она писала блистательные портреты русских аристократов и августейших особ в Санкт-Петербурге, о чем позже оставит увлекательные мемуары. В России она станет близкой подругой будущей императрицы Елизаветы Алексеевны, тоже поклонницы руссоистских идей. Лебрен напишет множество пленительных портретов супруги наследника престола, блестяще отражающих идеалы павловского времени.
А что же Аделаида? Во время революции ей пришлось сначала понервничать из-за своей близости с версальскими обитателями, и даже столь желанный когда-то портрет графа Прованского пришлось уничтожить. Но затем ее более демократичные взгляды и решительная борьба за права женщин способствовали ее признанию среди революционных лидеров, тем более что они тоже нуждались в портретах. Аделаида много работает, занимается своими ученицами, поселяется в Лувре, ей выделяют достойный пансион, она нашла свой путь и в этих страшных обстоятельствах. Более того, благодаря изменившимся законам она смогла оформить официальный развод и наконец вступить в брак с человеком, которого она любила с юности – с художником Франсуа-Андре Винсаном. Вместе они прожили до самой смерти Аделаиды Лабиль, или, как она подписывалась в последние годы, мадам Винсан.
Ее бывшая оппонентка мадам Лебрен по приглашению Наполеона в начале нового века вернулась на родину и прожила еще долгую жизнь, в которой были и радости, и невзгоды. После ранней смерти дочери и ухудшения здоровья спасением для Элизабет стал многолетний труд – ее книга воспоминаний, которая снова сделала ее имя знаменитым. В мемуарах она с живостью написала о «старом порядке» и о галантном веке, о блистательном Версале, о своих знаменитых моделях, вершащих судьбы Европы, о странствиях и впечатлениях и о «дамской войне» с мадам Лабиль, которая теперь казалась забавным приключением из времен их молодости.
История десятая
Когда гений – третий лишний
Поль Гоген
В наши дни для большинства известность Поля Гогена связана с его пребыванием на острове Таити и с картинами, которые он там написал. Но Гоген впервые оказался в Полинезии, когда ему было уже 42 года и большая часть жизни была за спиной. Позади были годы, полные испытаний, даже лишений, а также удивительных странствий, неожиданных поворотов, сближений, расставаний, скандалов и предательств, и конечно, любовных историй. Обратимся к событиям, которые случились за несколько лет до Таити, став одним из поводов к отъезду Гогена.
Как известно, среди предков Гогена были не только французы, но и перуанские индейцы, от которых Полю достались яркая внешность и независимый харизматичный характер. Где бы Гоген ни появлялся, он становился лидером, его слушали друзья, ему подражали молодые коллеги, в него влюблялись женщины. Но однажды и ему пришлось оказаться в роли третьего лишнего. Случилось это в маленьком поселке Понт-Авен на побережье в Бретани, тогда бывшей дальней провинцией, где патриархальная жизнь неторопливо текла в согласии со старинными кельтскими традициями. Именно возможность уединения и тишины, а также природные красоты и, что было для непризнанных художников очень важно, более доступные цены на еду и жилье, привлекли в бретонские деревни многочисленных живописцев. В 1886 году к художественному кружку в Понт-Авене примкнул и Поль Гоген, обретя здесь душевный покой и интересные темы для творчества, а также нового друга и сторонника своих взглядов на искусство – молодого художника Шарля Лаваля.
Вскоре двое друзей, Гоген и Лаваль, строят планы о дальних странствиях на край света, хотя пока эта идея побега от цивилизации носит смутный характер. Накопив средства на дорогу, друзья-художники отправляются в заморские страны с целью найти новую натуру для своих картин. Их выбор падает на Панаму, где в это время идет стройка века – Панамский канал, где в качестве инженера работал родственник Гогена. По приезде Лаваль и Гоген пробуют писать картины, но им мешают финансовые проблемы и непростые отношения с местными властями. Друзьям пришлось даже наняться в качестве землекопов на строительство канала. Заработав денег, наши странники перебрались летом 1887 года на остров Мартинику, который был французской колонией в Карибском море. Это было судьбоносное решение, поскольку тропические пейзажи заворожили художников, они создали несколько новаторских работ, именно на Мартинике Гоген влюбился в экзотику южной природы. Но на острове друзей ожидали не только тропические виды, но и тропические болезни, они по очереди спасали друг друга от приступов малярии и через несколько месяцев вынуждены были вернуться на родину.
Путешествие, такое тяжелое и мучительное с бытовой точки зрения, дало мощный прорыв в творчестве, Гоген испытал на практике, что его будущее как великого художника находится вдали от Европы. Когда же изможденные после недугов, но окрыленные своим талантом друзья вернулись в Понт-Авен, они познакомились со вновь прибывшими молодыми коллегами, среди них были Эмиль Бернар и его сестра Мадлен. Эта встреча заставит Гогена и Лаваля задержаться на бретонских берегах. Теперь они составили творческий триумвират по конструированию нового живописного языка, который позже получит название «синтетизм», их картины становятся все более дерзкими и самобытными. Именно в это лето 1888 года Бернар включил коллег в игру – обмен автопортретами, он сам написал автопортрет с маленьким портретом Гогена на фоне. Такой же автопортрет с маленьким портретом Эмиля пишет и Гоген, к этому перформансу присоединяется и Ван Гог, который находился в Провансе, он присылает свой автопортрет и просит Лаваля в свою очередь ответить тем же. В результате мы имеем четыре автопортрета художников, выполненных в одно лето на волне легкого дыхания из духа игры и состязательности. Дружеская и творческая атмосфера у обитателей Понт-Авена продолжалась несколько месяцев, пока дружбу не разрушила любовь.
Предмет этой любви – сестра Эмиля, Мадлен Бернар, юная девушка 17 лет, любимая модель для картин своего брата, среди которых особенно знаменитой была композиция «Мадлен в лесу любви». Эмиль написал несколько ее изображений в духе символизма, на которых Мадлен предстает в возвышенном бесплотном образе, идеализированном и обобщенном, весьма далеком от реальной земной мадемуазель Бернар. А настоящая Мадлен была очаровательна и жизнерадостна. Как пишет Перрюшо в своей книге о Гогене: «Несколько экзальтированная, фантазерка и идеалистка, она разделяла „мечты о прекрасном“, защищала брата перед родителями и поддерживала своим безудержным восхищением.
