понятливо Василь, заискивающе глядя в глаза Эрлиху. Эта почти собачья преданность была Бааде неприятна, он брезгливо отвернулся, чтобы не плюнуть ему прямо в лицо.
– Я выделю вам несколько солдат из комендантской роты, чтобы они сохраняли спокойствие и порядок на вверенной вам территории! Можете считать это вашей личной охраной. Как видите…– он с грустной улыбкой показал Василю перебинтованную руку.– Охрана нам в наше беспокойное время не помешает!
– Это точно!– обрадовался Полухин, который после вчерашнего убийства Степан Окулова все чаще стал замечать злые и мстительные взгляды односельчан.
– Забирайте, Василий, их немедленно, а приказ я подпишу чуть позже!– благосклонно кивнул головой комендант, давая понять, что аудиенция закончена. – И помните, Василий, мне нужна любая информация о партизанах или других подпольных организациях, действующих в нашем районе. За эту информацию, вы будете в праве требовать с меня все, что угодно. Вплоть до…
– Чего?– жадно уточнил Полухин.
– Возможности продолжить свое существование в Великом Рейхе, где-нибудь на берегу Одера с настоящим немецким паспортом и домиком с видом на реку.
Василь обрадовано проглотил застывший ком в горле. Перед ним открывались просто сумасшедшие перспективы для службы. И если в первый день, в пустой избе бургомистра он сожалел о том, что не показал свой характер, смалодушничал, струсил, не сумев отказаться от назначения, то теперь, после слов Бааде о возможном отъезде в Германию, он переменил свое решение.
– Можете быть свободны!– отпустил его комендант, ожидая следующего и последнего на сегодня посетителя. Все-таки заветы доктора Шюрле надо было исполнять, чтобы как можно быстрее суметь встать на ноги.
Последним на сегодня посетителем господина Бааде сегодня был начальник тайной полиции ГФП-725 полковник Клаус Шпигель. Среднего роста мужчина с мягкими, плохо запоминающимися чертами лица, которые портили неухоженные черные усики. Он был крепкого телосложения, с развитой мускулатурой и твердолобой головой. Как он стал начальником тайной полиции, для Эрлиха было до сих пор загадкой, ибо Клаус Шпигель был беспросветно туп, но исполнителен. Громыхая своими сапогами, он бодро отрапортовал, что прибыл по приказанию коменданта и замер, выпучив свои круглые рыбьи глаза, уставившись куда-то в стену мимо Бааде. Это глупая солдафонская привычка давно раздражала коменданта. Он несколько раз спорил с Шпигелем по этому поводу, но добиться нужного ему результата, так и не смог. Клаус по-прежнему пучил глаза и вытягивался во фронт, будто они были в армии кайзера Вильгельма, где полковник и начал свою службу.
– Доброе утро, Клаус!– поздоровался с ним Бааде, собираясь с силами для еще одного непростого разговора.– Вольно, садитесь!
Шпигель кивнул и занял место напротив коменданта.
– Вы в курсе, что сегодня произошло в комендатуре?– мягко поинтересовался Эрлих, начав разговор издалека.
– Вы родились под счастливой звездой, господин комендант!– бодро отрапортовал солдафон.
– А что тайная полиция? Почему не сумела предотвратить покушение?
– Слишком мало времени, господин комендант. Всего неделя прошла с того момента, как мы овладели данным районом. Для налаживания агентурной сети – это слишком малый срок, но мы работаем. Думаю. Что больше такого не повторится!
– Буду надеяться! Иначе в следующий раз мне может так не повезти,– улыбнулся Бааде, прикуривая,– а как вы смотрите на то, чтобы провести акцию устрашения силами вашего подразделения, чтобы дать нам время создать эту самую агентурную сеть, а, Клаус?
Шпигель замолчал, наморщив лоб, раздумывая над словами коменданта.
– Но кого мы будем устрашать? Если у нас нет никаких данных о пособниках партизан, если само местонахождение их неизвестно?
– А не все ли равно, Клаус?– усмехнулся Бааде.– Или вы верите в то, что хоть кто-то в этом сраном городишке относится к нам по-человечески? Бросьте! Каждый из тех кто здесь остался хочет уничтожить нас! Почему же мы должны хотеть другого?
Губы Шпигеля тронула довольная улыбка. Он наконец понял к чему клонит его начальник. Не надо искать виновных, не надо искать доказательства, достаточно сделать так, чтобы русские были жестоко наказаны за содеянное и впредь думали, перед тем как совершить нечто подобное.
– Совсем необязательно искать виновных в покушении на вас?– озвучил свои мысли в слух Шпигель.
– Именно, мой дорогой! Достаточно провести операцию «возмездие»!
– Это понятно…Это хорошо, господин комендант, – довольно улыбнулся Шпигель,– разрешите приступать?
– Идите, полковник!– махнул целой рукой Бааде.– Идите и сделайте так, чтобы я всю ночь слышал крики русских под своим окном.
За начальником тайной полиции закрылась дверь. Комендант лег поудобнее и закрыл глаза, намериваясь подремать. Все-таки силы его были не беспредельны.
« Партизанское логово »
8
Июнь 1942
Станция была переполнена людьми, почти так же, когда они провожали Петра на фронт. Только люди теперь эти были другие. Крикливые чернявые итальянцы, беспрерывно что-то говорившие на незнакомом языке. Вокруг них плотным кольцом сопровождения выстроились серые мундиры немецких пехотинцев. Они зорко наблюдали за разгрузкой союзников, не опуская оружия.
Вокруг потрепанного авиацией фашистов здания вокзала, обложенного горой из мешков с песком, прогуливался патруль, негромко перекликаясь между собой. Прогудела по Привокзальной площади грузовая машина, протарахтел мотоцикл с коляской. Несколько солдат погрузились в поданный транспорт и уехали куда-то в сторону Раздолья.
Мимо деда Федьки строем промаршировал отряд итальянских карабинеров, распевая на своем чуждом русскому уху языке, что-то бравурное. Медленно и неузнаваемо менялся родной город, превращаясь из советского заштатного городишки, пусть и с узловой станцией, в настоящий немецкий укрепрайон. Вот и флаг на здании вокзала развивался уже не кумачовый, а нацистский со свастикой. Из всех путей, готовых и отремонтированных к приему поездов, занятых было только четыре. На них выгружались итальянцы, несколько рот румын, венгров и немецкой техники. Создавалось ощущение, что оккупанты собираются здесь остаться всерьез и надолго.
Вы то, что здесь забыли…Подумал дед Федька, глядя, как два итальянца, что-то горячо обсуждая, показывают на дореволюционную архитектуру вокзала.
– Тьфу ты!– сплюнул Подерягин на землю и медленно пошел к стихийному рынку, образовавшемуся на Привокзальной площади. Здесь толклось немало народа, который продавал, менял ненужные вещи на картошку, муку и другие продукты питания. В основном стояли тут старухи в потертых платках и домотканых платьях с накинутыми на плечи жилетками. Одна из них, завидев деда Федьку, тут же закричала:
– Сапоги новые, яловые! Подходи! Покупай! Налетай!– с глубоким сожалением, Подерягин – старший прошел мимо, хотя у самого обувь была латаная – перелатаная.
– Тулупчик купи!– твердила вторая.– За ведро картошки отдам! Пусть гнилой…
Дед лишь качал головой и наблюдал за бродящими по рынку немцами. Один из них примерял женский бюстгальтер, а двое других уморительно гоготали над его глупой шуткой.
Зачем
