получается. А потом она видит миссис Джи, радостно подпрыгивающую на причале, и думает, не в первый уже раз, что Джеральд и миссис Джи – вылитые копии друг друга. Беа не видит сейчас Джеральда, но не сомневается, что в эту минуту он ведет себя точно так же.
Наконец она начинает задевать телом мягкие водоросли и чувствует ногами дно. Она больше не плывет, а просто идет к берегу. Там ее встречают Грегори, и миссис Джи заворачивает ее в громадное желтое полотенце, прежде чем расцеловать в обе щеки, еще и еще.
– Ты справилась, я знала, что ты сможешь, – тараторит она.
А мистер Джи улыбается.
– Молодчина, – вновь говорит он, и ей хочется, чтобы он опять ее обнял, но еще больше ей хочется услышать, как эти слова произносит ее отец.
Уходя с пляжа, она оборачивается и смотрит на восток, туда, где остров, а дальше – море.
Милли
Расставание, понимает наконец Милли, сродни переживанию горя. Печаль накатывает волнами, бывают приливы и отливы, но сейчас, когда прошло больше года, приливы ощущаются реже. В каком-то смысле Беатрис уехала навсегда. Милли слышала, что некоторые матери навещали своих детей за границей, но знает, что у нее нет такой возможности. Редж ясно дал это понять, особенно после того, как узнал, что одно судно с детьми на борту было торпедировано. В следующий раз она увидит Беатрис, когда та вернется в Лондон, после окончания войны. Странным образом это знание помогает жить дальше. Временами Милли даже кажется, что все это произошло давным-давно, а материнство – нечто, случившееся не с ней, а с кем-то другим. Американка, похоже, отлично справляется со своей ролью. Однако время от времени Милли позволяет дать волю зависти. Возможно, Нэнси как мать гораздо лучше, чем была она сама. Очевидно же, что там Беатрис счастливее, чем здесь, но Милли никогда не зацикливается на этом. Легче всего, когда удается совсем прекратить думать. Но хватает ее ненадолго.
Как изменился Лондон сейчас, когда бомбежки прекратились. Милли как будто вновь задышала полной грудью. Закончился этот беспросветный ночной ужас. Светомаскировка пока обязательна, но зато они могут оставаться у себя в квартире. Точнее, она остается. Редж теперь часто дежурит в своем отряде. В Гражданской обороне сплошь старики, так что Редж там самый крепкий и дееспособный. Его повысили, так что он постоянно пропадает на дежурствах.
Милли тоже занята. По будням она теперь ведет бухгалтерию для нескольких местных магазинов. А еще пошла добровольцем в качестве водителя «скорой помощи», поэтому вечерами и по выходным колесит по Лондону. Она одна из немногих женщин-добровольцев, которые умеют водить автомобиль, научилась на ферме у дедушки. В Лондоне-то машины только у дам из высшего общества, вот Милли и оказалась неожиданно в новом окружении, среди женщин, которые выросли на Итон-сквер, а лето проводили на юге Франции.
Однажды ночью она оказывается на дежурстве в паре с Джулией Энсли и в полумраке машины рассказывает ей о Беатрис и о том, где та живет в Массачусетсе.
– О, в Бостоне чудесно, – говорит Джулия. – Я уверена, о ней чертовски хорошо заботятся.
– Да, – отвечает Милли. – Конечно, ты права.
– Но, наверное, очень тяжело, – продолжает Джулия, – быть так далеко друг от друга. Мой жених где-то во Франции. Бывает, ночами я просыпаюсь, потому что слышу его голос. У тебя так бывает?
– Нет, – говорит Милли. – В начале было. Но я не знаю, какой у нее теперь голос.
Она замолкает и смотрит в окно, но видит только свое отражение. С чужими легко разговаривать. Реджу она редко говорит что-то подобное. Милли закуривает сигарету и опускает стекло, выдыхая дым.
– Дело не только в голосе, – продолжает она, однако не в силах говорить дальше.
Ее самый большой страх, что она не узнает дочь, когда та вернется домой. Она слышала про матерей, дети которых прошли мимо них, вернувшись. Что это за мать, думает она, которая не узнает собственного ребенка. Милли гасит сигарету в пепельнице.
– Ладно, хватит. – И поворачивается к Джулии: – Давай поговорим о чем-нибудь другом.
Реджинальд
Почти каждую ночь Редж остается на заводе. В те дни, когда дежурит, сразу после окончания смены он переодевается в форму и патрулирует территорию. Маршируя, вспоминает те крохи немецкого, что знает; их учили немецкому на случай, если призовут в солдаты. Но он остается на заводе, даже если не нужно дежурить, а Милли говорит, что ему нужно быть на службе почти каждую ночь.
В такие вечера он идет в паб с парнями, а потом возвращается в казармы. Ему нравится спать на верхней койке, там он, расслабившись и слегка навеселе по возвращении, частенько пишет письма Беатрис.
Беатрис, дорогая моя. Как же я хочу тебя увидеть. Как хочу познакомиться с девушкой, которой ты стала. Помнишь, как я читал тебе книжки и укладывал спать? Наверное, сейчас ты уже слишком взрослая для этого.
Он не представляет, каково это будет, когда она вернется домой. Он волновался, как там девочка освоится в Америке. А теперь уверен, что она никогда вновь не привыкнет к здешней жизни.
Он не отправляет эти письма. В утреннем свете за чашкой кофе перечитывает их и видит отражение своей слабости на этих страницах. Тень того, кем он был прежде. Редж не хочет, чтобы Беатрис знала о существовании этого человека. И он сжигает письма, растирает пепел в прах. Однажды утром, набравшись смелости, он пишет Итану Грегори и просит ответить на адрес завода. Говорит, что Милли беспокоится за Беатрис. Пересказывает некоторые истории, которые они слышали про детей, отправленных в деревню. У нас есть сбережения, чтобы компенсировать все ваши дополнительные расходы, пишет он, хотя это неправда. Нет у них никаких сбережений. Редж почти не рассчитывает на ответ.
Но ответное письмо приходит гораздо раньше, чем он предполагал. Раньше Редж вообще не представлял себе этого американца. Еженедельные письма, которые писала Нэнси, были жизнерадостно официальны, полны восклицательных знаков, а иногда там даже были пририсованы сердечко или цветочек. А Итан, как он теперь видит, парень серьезный. Так, конечно, не угадаешь, но кажется, что он достойный мужчина, не из тех, кто будет орать, или бить, или, боже упаси, грязно приставать к его девочке. Они начинают переписываться – про Беатрис, разумеется, но еще и про Черчилля и Рузвельта, про немецкое наступление, про Японию. Итан говорит, что не надо беспокоиться насчет денег, хотя и дает понять, что Грегори тоже не богаты. У нас есть недвижимость, пишет он, но мало долларов. Это Нэнси у
