великая эпопея приобщения Сибири к Русскому государству могла быть завершена всего за одно столетие» [111, с. 26].
Быстрое продвижение русских до самых отдаленных уголков Северной Азии объясняется отчасти и самой целью походов, направленных прежде всего на поиск «соболиных мест». Доходность соболиного промысла приводила к быстрому истреблению драгоценного зверька, что толкало промышленных и служилых людей на поиски новых «землиц» [30, с. 352–354].
Успешному продвижению на восток благоприятствовала, наконец, и разветвленная речная сеть Сибири, позволявшая вплоть до Тихого океана перебираться по волокам из одного речного бассейна в другой. Сибирские гидросистемы были настолько удобны, что в представлении некоторых зарубежных исследователей делали несложным как перемещение по гигантским просторам Северной Азии, так и ее присоединение к Русскому государству [см.: 76, с. 69–70; 111, с. 198]. О «легкости завоевания всей Северной Азии» писали и некоторые отечественные историки, в том числе довольно известные [39, с. 194].
Видимо, эти авторы имели весьма смутное представление о природных условиях и общей обстановке в Сибири XVII в. Возразить таким исследователям, пожалуй, лучше всего словами уже упоминавшегося английского ученого Дж. Бейкера: «Продвижение русских через Сибирь в течение XVII в. шло с ошеломляющей быстротой. Успех русских отчасти объясняется наличием таких удобных путей сообщения, какими являются речные системы Северной Азии, хотя преувеличивать значение этого фактора не следует, и если даже принять в расчет все природные преимущества для продвижения, то все же на долю этого безвестного воинства достается такой подвиг, который навсегда останется памятником его мужеству и предприимчивости и равного которому не свершил никакой другой европейский народ» [20, с. 231–232].
Остановимся подробнее на окружавшей сибирских первопроходцев природно-географической среде, посмотрим, каковы были прежде всего чисто внешние условия на «удобном» для русских «пути от Оби до Великого океана» и на путях, которые вели в Сибирь.
Уже переход через Урал, как выяснил крупнейший специалист в области сибирской исторической географии С. В. Бахрушин, был сопряжен с огромными трудностями: с преодолением безлюдных лесных пространств, каменистых перевалов, «тесных» и бурных рек, одни из которых постоянно разбивали суда, другие из-за своей маловодности вынуждали проталкивать их вперед, сооружая ниже по течению временные плотины (обычно из парусов), как это, по преданию, делал еще Ермак. На сухопутной же Верхотурской дороге предстояло преодолеть «грязи и болота непроходимые», лесные завалы, трудный перевал через «Камень», на котором «снеги… падут рано…» [18, т. 3, ч. 1 с. 84—106]. Даже во второй половине XVII в. на, казалось бы, наезженном пути в Сибирь путников подстерегали серьезные опасности, о чем можно судить по запискам ехавшего в Тобольск в 1661 г. Ю. Крижанича, который вместе со своими конвоирами и попутчиками сначала едва избежал участи быть растерзанными волками, а затем едва не был заживо погребен под снегом во время пурги [114, с. 116–120].
В самой Сибири сложность передвижения в первую очередь определялась необходимостью преодоления волоков (наличие которых, по мнению ряда ученых, и делало сибирские пути удобными). Вот условия перехода по одному из волоков — Маковскому.
Для его преодоления требовалось 2–3 дня, но это был путь «через грязи великие», «через болота и речки», «а на иных местах, — сообщает очевидец, — есть на волоку и горы, а леса везде темные». Для переброски грузов там, кроме людей, могли использовать лишь вьючных лошадей или собак, «а телегами через тот волок ходу за грязьми и болоты никогда не бывает».
Не легче был переход на Енисей и по северному, Туруханскому волоку. Здесь «сложность пути заключалась в неоднократных перегрузках клади, так как на разных участках могли проходить суда различной грузоподъемности».
Из кочей или дощаников грузы переносили в лодки, на них двигались по озерам и протокам («рентам») непосредственно к волоку, по нему грузы переносили уже «на себе» или «волокли» на тележках, затем снова передвигались на лодках через систему озер, торопясь пройти их до летнего спада воды, когда через протоки не могли пройти даже на лодках и вынуждены были поднимать уровень воды с помощью парусных и земляных запруд [18, т. 3, ч. 1, с. 112, 119; 12, с. 26, 27].
К востоку от Енисея волоки, как правило, представляли собой горные перевалы; переправить через них лодки и струги обычно не удавалось, всю кладь приходилось переносить на себе, а суда строить заново. Такие сухопутные «вставки» в речные маршруты были довольно значительными, а к трудностям их преодоления добавлялась еще и сложность плавания по самим рекам, изобиловавшим порогами [111, с. 42, 48].
С «великим трудом и большой нужою» было сопряжено, например, передвижение по Верхней Тунгуске (Ангаре); «судовой ход» там был «тяжел и нужен, река Тунгуска быстрая и пороги великие». На них дощаники приходилось выгружать и переносить весь груз «па себе» либо сплавлять на небольших лодках, а пустые суда тянуть «канатами, человек по 70 и больше» по «небольшим проезжим местам, где камней нет». На Илиме плавание опять затрудняли многочисленные пороги, через которые «взводили суды» таким же образом, а грузы «обносили на себе».
Еще труднее был путь через «Ленский волок», особенно по рекам Муке, Купе и Куте. Летом по ним можно было идти лишь на небольших плотах, «а в малых де судах и в стружках отнюдь… итить немочно, потому что… реки каменые и малые, ходят по них судами только в одну вешнюю пору, как половодье бывает… а плотишка… делают малы, только подымают пуд с 20, и везде, бродя, с камени те плотишка сымают стегами, а те де речки, идучи, перед собою прудят парусы».
Главная сложность плаваний по северным рекам определялась крайне коротким периодом навигации, часто вынуждавшим зимовать в пустынных, непригодных для жилья местах.
Проложенные во второй половине 1630-х годов отрядами служилых и промышленных людей сухопутные дороги на северные «заморские» реки были сопряжены с трудностями уже другого рода. Ехать приходилось «о два кони» по безлюдным и диким гористым местностям, в пути лошади нередко погибали, «а иных… сами с голоду съедаем», заявляли служилые люди, прибавляя, что в дороге «голод великий терпят, едят сосновую кору и траву, и корень, и всякую едь скверную».
Однако, пожалуй, самые тяжкие испытания выпадали на долю тех, кто избирал морские пути. Особенностью омывающих Сибирь океанов является прежде всего негостеприимность берегов, а сильные ветры, частые туманы и тяжелый ледовый режим создают на редкость трудные навигационные условия. Чрезвычайно трудным был, например «мангазейский ход» — плавание по бурному «Мангазейскому морю» (Обской губе). «Путь нужен и прискорбен и страшен от ветров» — так характеризовали его в XVII столетии. Редкий год обходился там без «морского разбою», когда не успевшие укрыться от непогоды
