год. Ей не терпится попробовать себя в каком-нибудь благородном деле. В каком – не говорит.
– Год – это много, – задумчиво произнёс Александр.
– Всего лишь год, – возразил Виктор.
– За год столькое может произойти….
***
Новодворцев упоённо разъяснял собравшимся, какой неблагодарный оказался император Австрии Франц-Иосиф, и каким нерешительным был король Пруссии Фридрих-Вильгельм. Вдруг он замер на полуслове, заметив, как в гостиную залу вошёл высокий подтянутый адмирал. Он был уже в летах, даже можно сказать – старик, но не склонный считать себя таковым. Щегольски зауженный темно-зелёный сюртук с двумя рядами блестящих пуговиц. Золотые эполеты на плечах. Широкий аксельбант через грудь. В петлице скромно висел крест святого Владимира. Аккуратно острижен. Взгляд острый, слегка ироничный.
– Князь Меньшиков? – удивлённо произнёс Новодворцев, как бы сам себе, потом воскликнул, будто увидел чудесное знамение: – Александр Сергеевич? Князь, вы ли это?
Он вскочил и, несмотря на свою тучность, лихо бросился к гостю.
– Здравие желаю, Иван Петрович, – сухо поклонился адмирал, пожав руку хозяину. Обратился ко всем присутствующим: – Рад видеть вас, господа.
– Но, как же, ваша светлость? – пыхтел Иван Петрович. – Мне сказали, что вас нет в городе….
– Это действительно так, – слегка улыбнулся князь. – Меня нет, но я здесь. Только сегодня в полдень прибыл, и сразу к государю на доклад. Вот, решил заскочить к старому другу, проведать, так сказать.
Князь сдержано раскланялся со всеми, не пропуская никого. Особенно тепло поздоровался с генералом Креченым.
– Вы задержитесь надолго? – поинтересовался Аркадий Петрович. – Хотел бы вас пригласить к нам на ужин. У меня, как раз, вся семья в сборе. Все три сына – офицеры, представляете?
– Поздравляю, – сказал адмирал. – Искренне рад за вас. Нет более счастья для генерала – видеть эполеты на плечах сыновей. Но – увы, – он с сожалением покачал головой. – Сегодня же ночью – обратно в Севастополь.
– Но как же так? – разочарованно произнёс генерал Кречен.
– Дела, Аркадий Петрович. Сами знаете…., – ответил князь.
– А мы, тут, как раз завели спор о политике, – сообщил князю Новодворцев. – Вы смогли бы рассеять многие наши сомнения.
– О чем вы, Иван Петрович? Какие сомнения? – Адмирал помрачнел. – Всё – пустое. Я прибыл с плохими вестями.
– Так не томите нас! Что случилось?
– Английская эскадра попыталась высадить десант в Одессе, – сообщил он.
– Как же так? – зашумели все. – Расскажите!
– А что рассказывать? Девять кораблей подошли к незащищённому городу и принялись обстреливать со всех орудий. Против них – одна наша береговая батарея: прапорщик Щёголев с четырьмя старыми пушками. Вот – настоящий герой. С четырьмя ржавыми стволами отстоял город. Порт со складами и магазинами сожжён. Половина коммерческих судов потоплено. Но над Одессой до сих пор российский флаг, слава Богу! – Он перекрестился.
Все заволновались.
– Тише, тише, господа, – поморщился князь. – Я же ясно вам сказал: над Одессой российский флаг. Простите, не хотел вам портить вечер, но таково нынешнее положение.
– Это значит, война уже – дело фактическое, – испуганно произнёс Новодворцев.
– Выходит – так, – подтвердил адмирал.
– Но, Александр Сергеевич, Англия же не посмеет напасть на Петербург? – забеспокоился Кречен.
– Не волнуйтесь, Аркадий Петрович, – сказал уверенно адмирал. – Английский флот хоть и силен, но Кронштадт ему не по зубам. За наведением порядка в фортах взялся сам Павел Христофорович Граббе. Уж этот кавказский герой знает, как поднять дисциплину. Тем более, государь до сих пор зол на него за нерадивость в отношении растраты денег Комитета Инвалидов. Политковский воровал, а Граббе за это от государя тумаков получил. Так что, за Петербург будьте спокойны. Граббе – это ещё один форт в Кронштадте.
– Как вы думаете: Швеция не выступит против нас? – осторожно спросил Новодворцев.
– Вы об Оскаре Бернадоте? – усмехнулся Меньшиков. – Считаю его самым деятельным королём после Карла Великого. Но у венценосного Оскара, по сравнению с Карлом, отсутствуют две вещи: смелость и хорошая армия. Пусть попробует сунуться. Он помнит, как Багратион чуть не дошёл до Стокгольма. Английский флот только летом силен, а зимой в нашей Маркизовой луже лёд. Так, кто будет зимой защищать Швецию?
Траншей-подполковник
– Разрешите обратиться!
Перед подполковником Тотлебеным предстал юноша в форменном сюртуке прапорщика инженерной службы. Высокий, тонкий, с задорным взглядом. Тотлебену почему-то он напомнил жеребёнка. Глаза тёмные, с искоркой. Лицо какое-то кавказское: брови черные, нос прямой, острый. Над верхней алой губой едва пробились юношеские усы.
Тотлебен не очень любил шустрых юнцов. Может потому, что сам в детстве рос болезненным ребёнком. В юности из-за слабого сердца так и не смог окончить курс в инженерном училище, но военную службу не бросил. В свои тридцать шесть выглядел старше лет на пять.
Подполковник сидел за рабочим столом в просторной горнице с низким потолком. Вошла пожилая валашка в пёстрой косынке, в белом переднике. Принесла на подносе крынку молока и каравай пшеничного хлеба. По-хозяйски отодвинула в сторону бумаги, над которыми работал Тотлебен, и поставила молоко с хлебом перед подполковником.
– Благодарю, – буркнул Тотлебен.
– Разрешите представиться! – Голос звучал звонко.
– Представляйтесь! – кивнул Тотлебен.
– Прапорщик Кречен, прибыл в ваше распоряжение, – доложил юноша.
Тотлебен оглядел его новенький сюртук. Пуговицы блестели, словно звезды. Белый крест выпускника инженерного училища слева на груди.
– Только выпустились? – сухо спросил он.
– Так точно! Главное инженерное училище.
– Ах, вот, как, – потеплел лицом Тотлебен. – Ну, и как там сейчас, в училище?
– Превосходно! Но я уже его закончил.
– И как закончили?
– С отличием! – довольно выпалил прапорщик Кречен.
– Это хорошо! Ну, коль прибыли в моё распоряжение…. – Он развёл руками. – Не желаете свежего молока…, вот, хлеба. Хлеб здесь отменный пекут.
– Благодарствую, но прошу меня простить, – уже отобедал.
– Как хотите, – пожал плечами подполковник.
– Разрешите отправиться к квартирмейстеру?
– Зачем? К квартирмейстеру не надо, – остановил его Тотлебен.
– А как же? – не понял Павел, слегка растерявшись.
– Вы разве не знаете? Осада с Силистрии снята. Меня направляют в Севастополь.
– Как, снята? – На лице Павла появилось недоумение и разочарование. – Война окончена?
– Насчёт: окончена или нет – не знаю. Пока только отступаем. Что дальше будет – не спрашивайте. Но вы, если желаете, можете подать рапорт и остаться в Дунайской армии. Правда, генерал Шильдер тяжело ранен. Сейчас в госпитале в Калараше лежит. Меня командируют к князю Меньшикову в Крым. Не имею представления, кто будет инженерной частью заведовать, так что рапорт можете подать на имя командующего, князя Горчакова.
– А куда отступаем? – растерянно спросил Павел.
– Куда, куда? Экий вы любопытный, – недовольно усмехнулся Тотлебен, разворачивая белую льняную салфетку. Кликнул денщика: – Иван, нарежь хлеб и половину возьми в дорогу. – Вновь повернулся к Павлу: – Куда скажут, юноша,
