Переплетались шеренги пляшущих, прихотливо извивалась и песня — звонкая, веселая, полная светлых образов и мягкого, плавного ритма; извиваясь, играла звукописью: «сад зеленый, красовитый, красовитый, частовитый… у меня бы в огороде, во любезном частоколе, в частоколе, в чистом поле»…
Сегодня эти развлечения вытесняются из деревенского быта новыми песнями и новыми городскими танцами. Но старые «частые» песни живут еще в очень и очень многих селениях — такие же свежие и веселые, как когда-то.
Травы мои, травы,
Травы шелковые,
Травы шелковые,
Луга зеленые!
Я хожу по травке,
Хожу по муравке.
Мне не нагуляться,
Мне не находиться,
Кого сердце любит —
Того не налюбиться!
Цепь девушек в пестрых нарядах, взявшись за руки и приплясывая, идет по весенней поляне. Навстречу — другая цепь:
…Как по морю-моречку
Синий кораб*ль плывет.
По кор*блю свет Иванушка
Погуливает,
Сам во зарики-тембарики
Поигрывает,
Подает он голосок
Красной девке в теремок.
Сейчас обе цепи сойдутся на берегу речки, где уже поджидают своих подруг принаряженные парни с гармонью. Начнется веселая «кадрель»:
Ох, изюмная ягодка,
Ох, изюмная, сах*рная
По белу блюду катается,
Да по серебряной тарелочке,
По серебряной тарелочке,
Словно сахар, рассыпается.
Да из-под сахару речка текла,
По изюму рассыпалася.
Берега были хрустальные,
А древа-то винограденные…
Четко, бойко топают десятки пар ног, отбивая плясовой ритм:
Через речку, через мост
Очень дорог перевоз.
Меня миленький, хорошенький
На ручках перенес.
Перенес меня,
Тащил он —
Ничего не замочила,
Только милый маху дал —
Башмачок с ноги упал.
Мне не жаль
Башмака,
Жалко белого чулка.
Башмак батюшка шил,
Чулок — милый подарил!
А там, где пляшут уже не под плясовые песни, а под баян или под другой аккомпанемент, бывшие плясовые — задорные и звонкие — поются и на полевой работе, и на огородах, и на вечеринках в клубах в качестве веселых лирических песен. Им еще жить и жить — даже и без пляски, этим песням о молодой радости, о любви, о весенних зеленых полянках, полных расцветающих цветов и молодежного веселья. И, конечно, жить еще многие годы особому разделу традиционных «частых» лирических песен — юмористическим и сатирическим, в которых веками находило себе выход неиссякаемое чувство народного юмора и тонкое остроумие.
Тема народной сатиры звучала не только в социально острых песенных выпадах против извечных врагов старого крестьянства — бар, властей, духовенства, но и в песнях, направленных против общечеловеческих пороков: лени, корыстолюбия, злобности, беспутства. В частности, — против их проявлений в традиционном повседневном крестьянском быту. Высмеивали и неумелую хозяйку, которая хлебы «по полу валяла, по подлавичью катала, на печи пекла, кочергой скребла» (однажды якобы даже запекла в хлебе по недосмотру целого жеребенка); и неумелую рукодельницу, знаменитую «Дуню-тонкопряху», которая пряла «не тонко, не толсто — потоньше оглобли, потолще полена»; и парней, пьяниц и лежебок, не желавших приложить руки к своему хозяйству; и, конечно, с особенным удовольствием — беспутных монахов, веселившихся в своих кельях за бутылкой вина с монахинями и деревенскими гостьями, приходившими принять «благословение» от «святых отцов».
Старинная лирическая песня не только глубоко эмоциональна — она еще и действительно очень красива. Традиционная песня так органично сплетает в себе и богатство мелодий, и богатство словесной поэтики, и глубину содержания, и задушевность, и искусство исполнения, что порою кажется: никак не расчленить это художественное целое скальпелем исследователя. Но это, конечно, только кажется. Вглядишься — и перед тобой отчетливо раскрывается чудесное, богатое сплетение всех тех приемов поэтики, которое вложено в сокровищницу народной песенной лирики.
Песни лирические протяжные и лирические частые строятся неодинаково. У них есть ряд общих черт во внутренних принципах создания художественного образа. Но внешне они построены различно, и принцип использования многих традиционных поэтических приемов у них тоже неодинаков.
Существуют два основных типа традиционной лирической протяжной песни — условно (так как общепринятая терминология тут еще не выработана) — песня-повествование и песня-высказывание, песня-раздумье. Оба типа строятся на свободном стихе, не подчиненном строгому ритму и в значительной мере обусловленном музыкальным материалом песни. Но внутреннее строение их различно.
Песня-повествование, представляющая собой более или менее законченный рассказ о разнообразных сторонах старого народного общественного, военного или семейного крестьянского быта, имеет в основе связный, хотя зачастую и несложный сюжет, который можно пересказать прозой. Например:
На высокой горе стоит прекрасный Ярослав-город; в нем начинается пожар; рассыпаются каменные стены, огонь достигает торговых рядов; испуганный молодой купец бежит по улице и упрашивает соседей спасти его лавку с дорогими товарами — тремя ленточками, которым нет цены и которые предназначены в подарок его жене, сестре и главное — любимой девушке.
Или: молодец с согласия девушки похищает ее из отцовского дома и венчается с ней в церкви; девушку разыскивают по всему городу и в конце концов благополучно находят молодой хозяйкой в доме законного мужа.
Или: солдат, отслуживший срок, возвращается к жене, которая узнает его только после того, как находит в его шапке завязанное в платок свое обручальное кольцо.
Такие песни действуют на воображение слушателей занимательностью фабулы, трогают правдивостью житейских ситуаций, в которых оказываются их герои. Эти повествования излагаются рассказчиком-певцом как бы от третьего лица, объективно, просто, без личных эмоций, без иносказаний и особых поэтических вступлений:
В Питер-Москву приходили,
Ко вдовушке заходили…
У колодичка у глубокого,
Ой, чтой у ключика у холодного
Ой, молодой-то майор да тут коня поил…
Не во городе было во Саратове
У купца было у богатого
Там случилася беда-несчастие…
Иногда в качестве поэтического украшения может быть дан краткий набросок обстановки, в которой происходит действие. В таком случае два-три штриха в зачине определяют дальнейший эмоциональный тон всей песни:
Горы Воробьевские, что ничего-то вы, горы, не спор*дили,
Ох, спородили вы, горы, один сер-горюч камень…
Бесплодность гор, сухость одинокого холодного камня… Вряд ли песня будет о радости.
…Разливалася да мати, большая вёшняя вода,
Потопило да все зелены славны да лужки…
