клюку. Шляпу высоченный дедуган держал в свободной руке. И как он себе лысину не отморозит? С неба вновь начало сыпать. Налетая порывами, ветер швырял в людей колючую белую крупу. Снежинки таяли на лету и испарялись без остатка, не достигая блестящей лысины старца. Обрывки мыслей бестолковой сворой метались в голове Танни. Голова раскалывалась от боли, в ушах нарастал звон. Старики, развалины замка, волшебная лысина — что угодно, не важно! Рассудок защищался, как мог, отгораживаясь от единственного, что сейчас имело значение. Жизнь и смерть. Краткая жизнь и скорая смерть. Взгляд, вторя беготне мыслей, метался от одного старика к другому. Мальчик ничуть не удивился, когда в какой-то миг стариков стало трое. Третий соткался из снежной завирюхи и без слов встал рядом. Худой, хмурый, в плаще с капюшоном, надетом поверх куртки из оленьей шкуры. На поясе — узкий меч, за поясом — три кинжала разной длины.
Старики молчали, перегородив улицу.
В двадцати шагах от них грозно ворчала толпа.
— Эй, чего встали?
— Проваливайте!
— Сами ублюдка добейте! Разрешаем!
Старики молчали.
— Защитнички!
— Песок сыплется!
— Валите, пока мы добрые!
— Не то мы вас за компанию…
Ропот толпы придвинулся, заполнив улицу. Глаза самого древнего из старцев вдруг сделались пронзительно, невозможно голубыми. Воздух вокруг него задрожал, потек зыбким маревом, как над дорогой в летний день. На Танни отчетливо пахнуло жаром. Кожаная повязка на лбу другого старика задымилась, вспыхнула — и осыпалась наземь хлопьями черного пепла. Во лбу человека мерцал, сверкая пурпурными сполохами, огромный карбункул, по краям оплетенный сетью вздувшихся жил, словно щупальцами спрута.
Третий старик извлек из ножен меч.
— Бей! — крикнули из толпы.
Камень устремился в полет. Булыжник несся в лицо древнейшему из старцев. Ослепительная вспышка зарницей высветила серые стены домов — и Танни наконец провалился в спасительное небытие.
Глава вторая
Сивилла Янтарного грота
1.
Цепочка следов тянулась по белому савану снега, словно грубый изнаночный шов. То и дело сивилла оглядывалась на бегу, с ужасом понимая: следы не спрячешь. Они выдадут Эльзу с головой. Разве что озверевшая толпа, увлеченная погромом, не обратит внимания на одинокую стежку. Шаткая, страшная надежда: купить себе жизнь ценой чужих смертей. «Что я могла сделать? — спросила Эльза себя. И ответила с обреченностью загнанного зверя: — Ничего…» Ей просто повезло: она увидела погромщиков раньше, чем они ее. Замерла, окаменела, глядя, как распинают на снегу сестру Оливию. Гогочут, срывая с жертвы одежду, спешат подмять, навалиться, торопят друг друга, и холод насильникам не помеха… «Приступ, — отстраненно думала она, следя за Оливией. — Сейчас у меня начнется припадок.» Нет, приступ медлил. Оцепенение разжало пальцы-клещи; дрожа всем телом, Эльза отшатнулась за угол барака. Бросилась прочь, не разбирая дороги. Позади кричала Оливия — хрипло, бессмысленно. Крик бил в спину, толкал вперед и вперед. Когда он смолк, Эльза из последних сил ускорила бег, по колено проваливаясь в рыхлый снег.
В бараках остались люди. Живые. Еще живые. Надо было как-то предупредить их. Но горло свело спазмом. Сивилле едва удавалось протолкнуть в легкие порцию морозного воздуха. Она не виновата! И не вернется, хоть разверзнись твердь под ногами. Обитатели бараков наверняка слышали крик Оливии. Возможно, кто-то сумел спастись…
Тяжело дыша, Эльза остановилась. Обернулась, согнувшись в пояснице и упираясь руками в бедра. Колотье под ребрами усилилось, причиняя боль. Госпиталь скрылся из глаз. Лишь над складками зимней шубы, укрывшей землю, вздымались в небо грязные хвосты дыма. Уходили в вышину, вливались в хмурую серость туч — низких, равнодушных. Словно в одночасье вернулись Древние Времена, когда, если верить сказаниям, людей приносили в жертву сотнями. Жирный дым бесконечных гекатомб надолго скрывал солнце от взоров оставшихся в живых.
Людей — если убийц и насильников можно назвать «людьми» — видно не было. Погони — тоже. Неужели удалось уйти? Сивилла замерла, прислушиваясь.
— …ро-о-от! — долетел от госпиталя нестройный рев.
— …тарны!..
И, уже отчетливее:
— …в грот!
Они идут в Янтарный грот! Оглядевшись, Эльза поняла: ноги несут ее туда же. К чудесной пещере, дарившей сивиллам видения, а калекам — новые, небывалые возможности.
След! Теперь погромщики точно увидят ее след!
Правее, в стороне от невидимого отсюда Янтарного грота, карабкались ввысь уступы базальтовых утесов. Темнели мрачной грядой, резко контрастируя с вселенской белизной, затопившей мир. Не в силах удержаться на гладком камне, снег с шелестом стекал по исполинским ступеням каскадами пушистого водопада. Нет снега — нет следа. Добраться до скал, затеряться в каменных лабиринтах…
Там ее не найдут.
Она достигла подножия скал в тот момент, когда орда погромщиков вывалила на пологий гребень холма. Снег лишал Эльзу шансов на спасение. Лишь слепой не заметит муху в миске сметаны! Но Митра сегодня был в духе: она успела. Забилась в ближайшую расщелину, замерла, желая слиться с мерзлой громадой. Томительное ожидание сомкнулось над Эльзой, как вода над утопленницей. Многоглавый дракон в раздумьях топтался на холме. Качнулся, рыкнул — и двинулся прежним путем, к гроту.
Сивилла перевела дух. Минутой позже она принялась неумело карабкаться вверх по расщелине, цепляясь за стылые края трещин. Замерзшие пальцы едва слушались; левую ногу свела судорога. Пришлось ждать, пока ногу отпустит, скорчившись на крохотном уступе. Эльза прижалась к скале всем телом, боясь упасть. Будь подъем круче — непременно сорвалась бы. Вскоре она выбралась на другой уступ, широкий и плоский. На краю громоздились угловатые валуны — словно кто-то нарочно выстроил примитивную стену, намереваясь держать здесь оборону. Скорее всего, так оно и было. Кто и когда соорудил это странное укрепление, оставалось загадкой, и разгадка интересовала Эльзу в последнюю очередь.
На четвереньках подобравшись к краю, сивилла осторожно выглянула из-за стены.
Толпа преодолела узкий каменный «мост» через ущелье. Люди стояли у черного зева — входа в Янтарный грот. Один за другим вспыхивали факелы. Подбадривая друг друга криками, погромщики редкой цепочкой начали втягиваться внутрь. Тьма озарилась охристыми бликами. Глухо звучали голоса, дробясь отголосками эха. Они долетали даже сюда, на другую сторону ущелья. Отсветы пламени то угасали, то разгорались ярче, голоса превратились в утробный гул, несущийся из недр пещеры. Казалось, заговорил сам грот. Часть погромщиков топталась снаружи, не решаясь войти под своды. Их дружки задерживались.
Что они делают в гроте?
Пытаются уничтожить святыню?!
В ответ на немой вопрос сивиллы из грота раздался протяжный, трубный вопль. Ни человек, ни зверь не могли издать подобного звука. Так, наверное, возопил бы от боли и гнева оживший камень! У женщины перехватило дыхание. Погромщики тоже замерли; попятились, вжав головы в плечи…
Отсветы факелов замигали. Провал входа ослепительно
