на его лице.
Он улыбнулся.
— Ты красива и, я уверен, во многих смыслах восхитительна. Пожалуйста, не думай, что я колеблюсь потому, что тебе недостает очарования.
Пьеретта посмотрела на него, и я знала этот взгляд, потому что на мне он работал. Она старалась показаться ему милой и заинтересовать его.
— В таком случае, я не понимаю, ваше величество.
Он нахмурился — вероятно, из-за обращения, но не стал поправлять ее, либо он, как и я, не был уверен в том, что должен это делать.
— Анита, ты хочешь сказать, что если я соглашусь, то это случится прямо сейчас?
— В смысле, что мы трое разделим душ и, вероятно, еще что-нибудь? — Уточнила я.
— Да, в этом смысле.
Я пожала плечами.
— Как я уже говорила, я собиралась обсудить с тобой это.
— Значит, это «да». — Подытожил он.
Я кивнула.
— Ага, я не планировала, что это произойдет так скоро, но — да.
Он покачал головой.
— Это ловушка.
Я нахмурилась.
— Что ловушка?
— Это предложение о сексе втроем.
— А ловушка-то в чем? — Не поняла я.
— Прежде женщины, с которыми я встречался, уже делали мне такое предложение, и это всегда была ловушка.
— Да в чем там ловушка? — Не унималась я.
— Все девушки использовали это, как способ проверить, стану ли я изменять…
— Это не измена, если девушка сама предлагает тебе тройничок с участием другой женщины. — Парировала я.
— Она смотрела на все иначе. — Возразил он.
— Тогда это нечестно. — Ответила я.
Рафаэль улыбнулся.
— Спасибо, я солидарен с тобой.
— Это может быть ловушкой. — Заметила Пьеретта.
Я посмотрела на нее, а потом мы вместе кивнули.
— Есть еще вариант, при котором после удачного секса втроем, даже если все прошло хорошо, на утро обе девушки приходят к выводу, что это была ужасная идея, а вина за нее почему-то лежит на мне. — Произнес Рафаэль.
— Каким образом? — Не поняла я.
— Вероятно, потому, что я — мужчина, а значит, достаточно похотлив, чтобы хотеть удовлетворить двух женщин сразу. Анита, Пьеретта, я не знаю — в тот день я понятия не имел, что мне думать.
— Значит, всякий раз, когда женщина предлагала тебе переспать с ней и еще с одной девушкой, это была ловушка? — Подытожила я.
— Да. — Ответил он.
— Ну, Пьеретта, так-то, моя девушка, поэтому…
Он покачал головой.
— Я это проходил, и все закончилось тем, что меня ревновали всякий раз, когда я был с кем-то из них, и это все разрушило.
— Они были полиаморами? — Спросила я.
Он задумался на секунду.
— Нет, они были бисексуальны, но не полиаморны.
— Вот мы и нашли твою проблему. — Сказала я.
— Анита, я верю в серьезность твоих слов, ты всегда стараешься говорить то, что думаешь, и я ценю твое предложение, но неважно, как хорошо все начнется — все всегда заканчивается драмой, разрывом, а то и насилием.
— Каким еще насилием? — Не поняла я.
— Одна из них меня пырнула.
Я вылупилась на него.
— Жесть, это… Скажи мне, что ты подал в суд. Терпеть не могу двойные стандарты, что женщина якобы может причинить вред мужчине, и ей за это ничего не будет, потому что она — женщина. Вот что означает равенство. Ты делаешь что-то плохое, и огребаешь за это в полной мере.
Он покачал головой.
— Это был обычный столовый нож, даже не серебряный. К моменту приезда полиции раны бы уже не осталось, к тому же, я — царь веркрыс, и подобный поступок выставил бы меня слабым.
— Ты чувствовал, что получил за дело? Не в смысле, что она справедливо тебя пырнула, а в смысле, ты и правда чувствовал, что изменяешь ей или что-то в этом духе?
— На утро после секса втроем, который она же и предложила, и сама выбрала для него девушку, она проснулась последней. В этот момент мы с ее подругой целовались.
— Ты был уверен, что получил ее разрешение. — Сказала я.
— Нам с ее подругой действительно так казалось, но она выбралась из постели расстроенной, а я побежал за ней, пытаясь понять, что я сделал не так.
— И что же? — Спросила я.
Он улыбнулся.
— Думаю, к тому моменту, как все закончилось, ее претензия сводилась к тому, что я поцеловал первой не ее. Она хотела разделить меня со своей подругой, но не желала оказаться на вторых ролях.
— Что ж, теперь понятно, почему тебя напрягает перспектива секса с двумя женщинами сразу. Мне правда жаль, что Пьеретта вывалила это на тебя, мы можем забыть об этом или обсудить позже, или как тебе будет удобно.
— Спасибо. — Поблагодарил меня он.
— Погоди-ка, а что ты сделал с той девушкой, которая тебя пырнула, если к делу не подключалась полиция?
— Я расстался с ней, что еще я мог сделать?
— Если это не официальный вызов, то попытка убийства главы всех групп оборотней одного вида автоматически означает смертный приговор.
— Некоторые из моих людей предлагали мне это, но она не хотела меня убивать. Она была в ужасе, когда увидела кровь. Молила о прощении, клялась мне в любви. Думаю, это было искренне.
— Абьюзер всегда сожалеет после, но это не имеет отношения к любви. — Парировала я.
Рафаэль изучал мое лицо.
— Ты утверждаешь, что ее поступок равносилен тому, как если бы мужчина ударил женщину?
— Если ты пырнул кого-то из ревности, то это ненормально и абьюзивно, независимо от того, какого ты пола — мужчины не могут так делать, женщины не могут, никто не может так делать из ревности.
— Очень деловой подход. — Заметил он.
— Ты выглядишь и ведешь себя так, словно тебя это не выбесило, как будто это в порядке вещей. Ты же понимаешь, что это неправильно? Ты понимаешь, что это не твоя вина, что ты не должен был отвечать за это, понимаешь ведь? — Спросила я.
— Теперь — да, но мне потребовались годы, чтобы понять это.
— Рафаэль, как можно не понимать, что это неправильно?
— Меня привлекают сексуальные, ненормальные, неуравновешенные женщины, и это моя вина.
— Мне оскорбиться? — Поинтересовалась я с улыбкой.
На этот раз он выглядел сконфуженным.
— Нет, нет, отношения с тобой — одни из самых стабильных, что у меня были.
Я не знала, что ему сказать, потому что это казалось мне печальным.
— Правда?
Он рассмеялся.
— Видела бы ты свое лицо, Анита, да, правда. Неважно, какими адекватными и собранными они казались поначалу, если меня к ним влекло, то на самом деле они были неуравновешенными. Некоторые скрывали это лучше других, но оно всегда было внутри них. Чем сильнее меня влечет к женщине, тем
