и поняла, что помню всё слишком хорошо, чтобы попытаться притвориться и спихнуть все на алкоголь, ведь притворяюсь я хуже некуда.
— Да, хотела сказать спасибо за цветы, — отбиваюсь от его провокационного вопроса.
Когда я вернулась от Андрея, дома меня ждал огромный букет ромашек. Курьер доставил их утром. Там была записка, поэтому я точно знаю, от кого они.
— Я отправил их до твоего перфоманса на танцполе, — поясняет Градский, продолжая буравить мои глаза своими.
Сегодня мне вдруг легко смотреть ему в глаза, я и так перешла черту. И здесь нет никого, кроме нас, а это значит, что мне не нужно прятать свои чувства. Я не хочу их больше скрывать, хочу, чтобы он знал.
— Ты про тот перфоманс, который тебе так понравился? — лезу на рожон, намекая на то, что у него была… эрекция на меня.
Он молчит секунду, после чего резко приходит в движение. В три широких шага оказывается рядом и подхватывает за локоть, сомкнув вокруг него сильные пальцы.
— Пойдём-ка. — Дергает и тащит через газон к коробке уличного душа за кустом маминых роз.
Выпускаю поводок Бени и свой сарафан, проваливаясь босыми ногами в траву.
— Что ты делаешь?! — Пытаюсь выбраться, но захват на моем локте только усиливается.
Он затаскивает меня в отделанную камнем душевую и заходит следом.
Упираюсь лопатками в стену и смотрю на него мятежно.
Влад кладет на пояс руки и смотрит вверх, на кусок синего неба, которое видно через открытый потолок.
Здесь слишком тесно для двоих, тем более один из нас в два раза больше другого, и на нас почти нет одежды. Я кусками глотаю вид его голых плеч и тугих мышц на бицепсах. Все это будоражит, и мое дыхание сбивается. Он хоть представляет, как мне хочется коснуться его кожи? Провести пальцами по его груди и животу.
Солнечные лучи делят его зрачки на серебристые кристаллы, когда он снова смотрит на меня. В мое лицо. На мои губы. Отворачивается. Глядя в сторону, требует:
— Что это было?
Не хочу строить из себя дурочку. Он не любит дур, когда-то я слышала это от своего брата. Я даже не знаю, что он любит на самом деле, но это не мешает мне тянуться к нему кожей, будто я чувствую, что мы идеально совпадаем.
— Материализация желаний. — Складываю под грудью руки в защитном жесте.
— Надеюсь, это была единичная акция? — спрашивает без тени улыбки. — И больше ничего подобного ты вытворять не собираешься.
— Скорее эксклюзивная… созданная специально для тебя. Влад, я…
Он смотрит так, что я умолкаю.
Делает шаг ближе, оставляя между нашими телами какие-то жалкие десять сантиметров.
— Арина, мне это на хрен не нужно, — вколачивает твердо. — Можешь сыграть на балалайке, я зачту это эксклюзивом, в остальном у нас все общественное. Ничего личного. Закрыли тему?
— Это ты ее поднял!
— Я предпочитаю подстраховаться. Так мы закрыли тему?
Бегаю по его лицу глазами, пытаясь выдавить из себя «да» или «нет».
Да или нет?!
Нет… ни за что…
— Тебе понравилось… — напоминаю ему.
— Я был пьяный.
Сглотнув, хрипло говорю:
— Но сейчас-то ты трезвый…
Он поджимает губы и смотрит вниз. Туда, где между нами маленькая полоска воздуха и где его шорты топорщатся так явно и недвусмысленно, что я соединяю колени, сжимая свои голые бедра.
У меня по коже ползут мурашки. По животу, по груди, по спине. Соски становятся чувствительнее, и я остро ощущаю, как они трутся о мокрую ткань купальника.
Крылья носа Градского раздуваются от глубокого вдоха.
Я все-таки опускаю ладонь ему на грудь и подаюсь вперед, сокращая тем самым остатки пространства между нами.
Перехватив мое запястье, он прижимает его к стене своей ладонью и нависает надо мной всем своим ростом, заставляя сладко ныть все тело.
— Арина, — давит на меня взглядом. — Мне двадцать пять. У меня член встает даже на картинку из плейбоя, а ты красивая девушка. Это ничего не значит.
Сжимаю губы, чтобы не выдать обиду. Смотрю на него, никак не собираясь комментировать его физиологию.
— Объясняю на пальцах, — переходит на вкрадчивый шепот, продолжая сжимать мою руку. — Я не занимаюсь ухаживаниями. Не занимаюсь нежным сексом с девственницами, тем более не завожу с ними романов. Найди развлечение в своей песочнице. Я не собираюсь портить отношения с твоей семьей из-за твоих капризов.
— Это не каприз…
— У нас не будет секса. Никакого. Никогда. Мир, дружба, жвачка — все, что я могу тебе предложить. Мы сейчас расходимся и больше не поднимаем эту тему.
Облизнув пересохшие губы, говорю:
— Я тебя люблю, Градский…
— Да, блть, — возводит глаза к небу. — Что ты себе придумала? Я, по-твоему, принц на белом коне?!
— Нет… ты не принц. Может, меня это в тебе и привлекает, — выдаю с вызовом.
— Ты маленькая дурочка, — уверяет.
— А ты циничный…. мудак.
— Ну и как, по-твоему, две эти параллельные прямые пересекаются?
— Мне все равно…
— Не сомневаюсь.
Оба замираем, когда за стеной раздаются голоса и шаги. О мою ногу трется Беня, который послушно притащился следом.
Мы с Владом смотрим друг другу в глаза, синхронно замолчав.
Через запах скошенной травы слышу аромат его тела. Дезодорант, смешанный с запахом кожи. Уже знакомый.
Градский не двигается. Не бросается в суету, просто ждет, как и я, а его палец зажимает пульс на моем запястье.
Мой пульс частит. Молотит как бешеный о подушечку его большого пальца.
Градский смотрит в мои глаза, и мне кажется, будто воздух вокруг нас щиплется. Если он не чувствует того же, то просто осел.
Наверху шумят деревья, или это моя кровь шумит в ушах? Считаю ресницы вокруг серых непреклонных глаз и зависаю на отметине еле заметного вертикально шрама в темной прямой брови. На еле заметных морщинках в уголках его губ, которые похожи на скобки…
Градский наблюдает за мной, но ему ничего не нужно делать, чтобы меня прочесть. Он и так меня читает, без разрешения считывая мой пульс…
По шее бегут мурашки, когда его голова вдруг склоняется набок, делая миллиметровый выпад вперед. Так, будто собирается поцеловать…
Не дышу, глядя на его губы.
Легкий хлопок калитки извещает о том, что мы опять остались одни.
Дернувшись так, будто этот хлопок пришелся
