канатами, делаю несколько шагов вперед. Иду за ним. И, только когда входная дверь с грохотом захлопывается, понимаю, что никогда не смогу его догнать, сколько бы за ним ни бежала.
Глава 37
По крыше машины стучит дождь. По стеклам тоже. За ними ничего не видно, только размытые очертания других машин, с которыми двигаемся в одном потоке.
Это так усыпляюще, что хочется закрыть глаза и просто отключиться. Возможно, через два часа я так и сделаю. Отключусь, как только сяду в самолет. В самолетах меня всегда выключает…
— Паспорта проверили? — Андрей смотрит на нас с Кристиной с переднего пассажирского сиденья, развернувшись вполоборота.
— Ты уже спрашивал… — отвожу от него глаза.
— Может, я хочу поболтать? — бодро отзывается мой брат.
В нем столько энергии, что можно заряжаться от прикосновения. У него важная деловая встреча, и он настроен на нее максимально. На нем строгий костюм, как и на Рязанцеве, который ведет машину.
Крис принимается рыться в своем рюкзаке, откликнувшись на совет моего брата, и я не уверена в том, что расстроюсь, если своего паспорта она вдруг не найдет. Во мне нет эмоций. Ни к погоде, ни к предстоящему полету на отдых… Я чувствую себя пустой оболочкой, ведь мне просто на все, абсолютно на все плевать, а той струны, которая вызывает режущую боль в сердце, я стараюсь не касаться. За ней тянутся мысли, которые за прошедшую неделю иссушили мои мозги до состояния изюма.
Я больше никогда не буду чувствовать?
Радость, счастье. Эмоции. Их нет. Я просто гребаная оболочка в огромном городе, который в считаные минуты стал для меня пустым.
Зажимаю ледяные руки между голых коленей и в зеркале заднего вида сталкиваюсь глазами с Егором.
За всю дорогу он не произнес почти ни одного слова, но он не стесняется своего внимания в мой адрес. Даже не пытается отвести взгляд, поэтому я отвожу свой первой.
— Крис, — зовет Андрей, не оборачиваясь.
Перестав копошиться в сумке, она смотрит на его затылок.
— Что? — спрашивает.
— Сбрось мне координаты вашего отеля. И турфирмы.
— Хочешь присоединиться?
— Нет. Хочу быть уверен, что найду вас, если вляпаетесь в какое-нибудь говно.
— На турецком курорте? — сухо уточняет она. — Мы планируем не вылезать из бассейна.
— Просто отправь адрес, — велит он.
Сама я понятия не имею, в какой отель мы летим. Андрей об этом знает. Всю поездку организовала Кристина. Быстро. Мне даже кажется — слишком быстро. Вот только Градский покинул стены моей квартиры и я провалилась в тревожный сон, как мы уже едем в аэропорт. Где-то между этими событиями пропала целая неделя моей жизни.
Андрей чертыхается, доставая из багажника наши чемоданы. Дождь льет ему на голову, портит костюм.
Кутаюсь в свою толстовку и прячу лицо в капюшоне, спеша за братом к дверям аэропорта. Он грузит чемоданы на ленту досмотра, продолжая чертыхаться и отряхиваться.
От холодного уличного ветра мои голые ноги покрылись гусиной кожей.
— Мы могли взять такси, — бубнит себе под нос Кристина.
— Считай, что вам повезло, — бормочет в ответ Андрей. — Я буду вашим последним воспоминанием о Москве.
Улыбаюсь в своем капюшоне, замечая:
— Кто сказал, что это везение?
— Не нарывайся, — советует брат. — Мое настроение подмокло.
На секунду мне становится легко.
Движение вокруг отвлекает внимание. Рассеивает его, заставляет концентрироваться на элементарных вещах, вроде того, чтобы не потерять из виду широкую спину Андрея и ярко-красную ветровку подруги.
Стоя под информационным табло, они изучают рейсы, и я по инерции делаю то же самое. Смотрю на меняющиеся строчки, понимая, что не знаю даже, в какой город мы летим.
Сердце толчком выбивает меня из состояния бессмысленной легкости, когда глаза цепляются за лондонский рейс, один из трех запланированных на ближайшие часы.
В груди тяжелеет, давит. Мне не убежать от этой тяжести, куда бы я ни уехала. Голова наполняется картинками. Образами, которые вертятся и вращаются в моей черепной коробке, как ураган. Прямые темные брови, прямой нос, чуть тонкие, строгие губы, маленькая ямочка на подбородке и холодные серые глаза. Искаженное гневом лицо. Моя собственная злость. Воспоминания, от которых щиплет в глазах. Я обвожу ими жужжащее пространство вокруг себя и пальцами сжимаю лежащий в кармане паспорт…
— Эй, алло, Беккер! — Оборачиваюсь на голос Кристины, которая машет мне рукой метрах в десяти правее. — Нам туда!
Сглотнув, снова смотрю на табло, ища тот рейс, название которого вытряхнуло меня из кожи. Именно здесь, под этим табло я понимаю, что способна на безумный, сумасшедший поступок: сесть в самолет, который доставил бы меня на другой конец света.
Плевать на аморальность его образа жизни и такого поступка. Плевать на то, что подумают другие…
Но с холодной ясностью понимаю, что там меня не ждут. В этой отправной точке я принимаю факт, что моя история под названием Влад Градский закончилась.
Смотрю на это табло, и в ушах перестают копошиться звуки вращающегося вокруг меня мира. Все стихает, пока мучительное понимание заполняет собой клетки моего перегретого мозга.
Так больнее.
Так гораздо больнее, чем слышать жесткие слова от самого Градского или бросать жестокие слова в него. И даже горячая слеза, бегущая по щеке, не может растопить того холода, который сантиметр за сантиметром ломает и меняет меня изнутри…
Я больше не хочу любить. Больше никогда. Никого.
На мои плечи опускаются тяжелые мужские ладони, и, вздрогнув всем телом, я оборачиваюсь.
Егор всматривается в мое лицо, протягивает руку, будто хочет смахнуть бегущую по моей щеке слезу, но я уворачиваюсь, отклоняя голову.
В его глазах молнией проносится колючая эмоция, но мне все равно.
— Пошли, я тебя провожу, — убрав руки, говорит Рязанцев.
Конец
