а проводили в отдельную комнату в доме старосты. Однако, для меня было совершенно понятно, что это не из-за гостеприимства и доброты душевной, а чтобы мы постоянно под присмотром были. Василий Петрович, так представился нам староста, предложил нам самогон, хотя предупредил, что сам пить не будет, поскольку у старообрядцев это не принято.
Разумеется, это также не имело никакого отношения к гостеприимству. И откуда тут самогон, если старообрядцы не пьют. Было совершенно понятно, что к приезду Учителя мы должны быть в нужной кондиции. И этот самогон здесь был исключительно для гостей.
— Спасибо, Василий Петрович, но мы тоже не пьем и не курим. Убеждены, что для восприятия духовной силы природы разум должен быть свободен от всякой мирской ерунды!
— Ишь ты, туристы! Бесовские рожи, не верю я им! — подумал про себя староста, а вслух произнес: —Так может чаю… желаете?
— Да вы не беспокойтесь, у нас все с собой есть. Я где-то читал, что у вас не принято свои вещи чужим давать. Так что, мы даже и не мечтали о таком гостеприимстве! — сказал я, провоцируя его на развитие темы, которая явно вызывала у него раздражение. Злобно сверкнув глазами, он подумал:
«Ну, ну, будет вам гостеприимство. Приедет Учитель, вы уже не будете так зубы скалить. Будет вам и духовное смирение, и соединение с природой леса!»
И все же, как и у других селян, помимо бытовой неприязни, в нем ясно «читался» жуткий страх к тому, кто приедет завтра. А так часто бывает, что свою немощь перед злом оправдывают всеобщим бессилием перед ним. И распирает ликованьем душу, когда ты видишь жертву зла, тебя сразившего недавно — вот психология раба.
* * *
После такого обилия тревожной информации, что-то не очень спалось. Однако усталость победила в схватке со страхом, и мы уснули. Провалившись в темно лиловую бесконечность, я неожиданно ощутил присутствие монаха.
— Давно тебя не было, — подумал я, — соскучился?
— Не покидал тебя! Зачем? Всегда я в голове твоей, в твоих эмоциях и мыслях. Но в образе монаха появился смысл, перед тобою встать, твоим умениям и силам уверенность придать.
— Но почему так сложно все и постепенно? Нельзя мне сразу все сказать, дать силу нужную и научить ею владеть?
— Лишь только там я помогаю, где зло приходит к вам извне. Все остальное делать надо доступным способом тебе. И цель конечную не назову, ее достигнуть сможешь, когда понятна станет самому. Есть люди среди вас повсюду, у них прибор есть… не отсюда. Ты сам не в силах мощь его преодолеть, я потому в монашеском обличье здесь. На вас волну они направят… пусть это будет звук для простоты, она все в памяти стирает, но будешь помнить ты.
* * *
Наступило утро. Хмурое и недоброе. Нас разбудили уже совсем не так вежливо, как укладывали спать:
— Эй, туристы, подъем! Чаи некогда распивать, Учитель уже приехал. Так что, встали и пошли.
Учителем оказался вполне современный мужчина лет пятидесяти, очень похожий на старшего военного офицера. Он сидел за столом и внимательно разглядывал нас, без тени каких бы то ни было эмоций.
— Итак вы утверждаете, что вы туристы. И в поисках духовного равновесия и силы духа забрели, совершенно случайно, в этот поселок. Тут же возникает вопрос! Согласно вашему возрасту, вы должны работать, а не разгуливать по лесам. До пенсии вам еще пахать и пахать!
— Так мы в отпуске. Увлекаемся боевыми искусствами. Собирались всей секцией, но решили пока вдвоем попробовать, — ответил Сергей.
— А где и кем вы работаете?
— Я учитель физкультуры в школе № 4. Могу и паспорт…
— Да ваши паспорта уже у меня! Так, значит физкультурник. А вы товарищ Быстров его коллега?
— Нет, я на машиностроительном заводе работаю инженером. Просто начитался всяких книжек по Дзен-буддизму…
— На заводе так легко дают отпуск в это время? Начало осени, сельхоз работы, план выполнять надо. А людей не хватает, я слышал.
— Так мне начальство обещало после армейских сборов отпуск дать. Вот летом, как раз, по этой причине не отпустили.
— И в какой же воинской части проходили сборы?
Я назвал. И тут же почувствовал некоторый всплеск его эмоций, хотя внешне это никак не проявилось. Стало понятно, что он хорошо знает об этой части. И мне сейчас придется как-то изворачиваться.
— Так! А по какой же специальности проходили переподготовку?
— Современные средства связи и работа с ними.
— Например, какие средства связи?
— Ну, это же закрытые сведения…
— Я тебя умоляю! Эти закрытые сведения давно открыты за бугром. Так что, оставь этот пафос!
Как и договаривались с Холодовым, я «раскололся, слегка краснея и стыдливо заикаясь». Я понял, что он знает не только о воинской части, но и обо всех средствах связи. Более того, он имел отношение к «Комитету», хотя бы потому, что тщательно блокировал некоторые слова и возникающие в его мыслях образы. Вполне возможно, он и про Элен что-то слышал.
Мои опасения тут же подтвердились, когда по его сигналу к нам подошли здоровые и не очень добрые молодцы и начали нас колотить. Я терпел, как мог. Пользовался только навыками, приобретенными в «Атланте». Конечно, мне перепало больше, чем Сереге, он-то, в отличие от меня, настоящий боец.
— Ну что, Элен? Побили тебя мужики? Простые деревенские парни! И ты ничего не смог сделать! — ехидно обратился ко мне Учитель.
— Какая еще Элен? Мало того, что невинных людей избиваете, так еще и обзываетесь! — ответил я, утирая кровь с разбитой губы.
Да, это была провокация с его стороны. Он рассчитывал, что если я Элен, то воспользуюсь своими способностями. Но, как учил меня Холодов: «Нельзя сразу выкладывать все свои козыри, ты всегда должен казаться сопернику меньше и проще, чем ты есть».
Затем нас отвели в подвальное помещение, переоборудованное под медицинскую лабораторию, причем здесь было полно новых приборов, о которых мы и не слышали никогда. Все манипуляции, проводимые с нами, были относительно безболезненными, скорее всего у нас просто взяли анализы, но какие, осталось непонятным, разве что кроме анализа крови. И все же, я постоянно чувствовал нарастающее ликование у присутствующих молодцев и старосты. Видно, дальше нас ждало что-то очень страшное.
После всего этого Серегу уложили на каталку, пристегнули ремнями и закатили в маленькую изолированную комнатку с окном во всю стену, видно для наблюдения. Все придвинулись ближе к окну и меня подтащили, крепко сжимая мои руки, чтобы не вырвался. Учитель подошел к какому-то прибору и нажал на какие-то кнопки.
