Его Величества. Он испуганно уставился на мрачную, молчаливую толпу и судорожно вцепился в эдикт о восшествии на престол, словно в щит.
Следом за мажордомом на балконе появился мастер Николетти и занял позицию в самом темном углу. Последним к народу вышел герцог фон Тешен, и по толпе пробежал такой угрожающий рокот, что мажордом попятился обратно к дверям. Регент сжал его плечо и толкнул к перилам.
— Это все выглядит как какой-то цирк, — пробормотала Илёр. Вместе с Ги де Солерном она наблюдала за сменой власти через окно в эркере. Свита герцога и королевы толпилась в бывшем кабинете Генриха Льва; гвардейцы под командованием Турвеля заняли позиции у окон.
— С великим прискорбием мы обязаны сообщить, — заблеял мажордом, — что Бог призвал помазанника сво…
— Туда этому выродку и дорога! И шлюху амальскую туда же с ее дядькой-трахалем!
Ги по привычке окинул площадь взглядом, выискивая крикуна. Над толпой поднялся согласный ропот. Оскорбительные выкрики мгновенно превратились в целый хор, а затем слились в единый гневный рык, от которого зазвенели стекла. Над толпой мелькнуло несколько ружей, и Солерн подался вперед.
— Ты же не побежишь усмирять их лично? — прошипела ведьма.
Герцог фон Тешен, ознакомившись с мнением народа на свой счет, вернулся в кабинет, схватил за локоть королеву Марию Ангелину с наследным принцем на руках и выволок ее на балкон. Байольцы, увидев ее величество и будущего короля, яростно взревели. Крикнув: «Гвардия, к бою!», капитан де Турвель кинулся на балкон, оттеснил герцога и встал между королевой и перилами. Стена дворца вокруг балкона ощетинилась мушкетами королевских гвардейцев.
— Прочь! — зашипел на капитана фон Тешен.
— Амальская потаскуха! — снова раздался глас народа. — Чтоб вы все передохли! Вместе с вашим ублюдком!
— Тихо!! — заорал герцог. — Турвель! Залп!
Капитан хмуро посмотрел на толпу, королеву, регента и приказал:
— Гвардия! Первый в воздух!
Над толпой грянул мушкетный залп, и настала угрожающая тишина. Пока королевские гвардейцы перезаряжались, герцог испепелил Турвеля гневным взглядом и повернулся к толпе.
— Филипп Четвертый умер! — гаркнул он, благо его голос вполне мог перекрыть грохот сражения. — Вот ваш новый король, Карл Третий! — он подтащил королеву к перилам, хотя она инстинктивно упиралась, пытаясь укрыться за спиной Турвеля. — По малолетству ему назначен регент…
Народ испустил свирепый рев, как огромный зверь, и в балкон полетели камни. Мажордом бросился наутек. Гвардейцы упали на пол, прикрывая головы руками от камней и осколков. Солерн схватил Илёр, метнулся к ореховому бюро старого короля, толкнул ее на пол и упал на колено рядом. Пистолет оказался в руке сам собой. Крики разбегающейся свиты, звон стекол и грохот камней о стены почти заглушили вопль регента:
— Огонь!
Но никто не выстрелил. Солерн выглянул из-за бюро: Турвель, закрыв собой королеву с принцем, в упор глядел на регента. На месте остался и Николетти, к удивлению дознавателя: старик сдержал слово — в балкон пока ни разу не попали.
— Огонь! — зарычал регент на капитана. — Или я пристрелю вас как бунтовщика!
Турвель молча положил руку на эфес шпаги, и Ги чуть не поперхнулся изумленным возгласом. Но королева вдруг расплакалась, как ребенок, вцепилась в руку капитана и уткнулась ему в спину.
— Гвардия, второй по толпе! — после секундного молчания приказал Турвель. Те из гвардейцев, кого не изрезало битым стеклом, дали хаотичный залп. Раздались пронзительные вопли первых жертв, и в ответ неожиданно прозвучало несколько выстрелов из толпы. Ги стиснул зубы — а ведь байольцы еще не знают, что через пару часов повесят их драгоценного Луи Жильбера! Что же начнется тогда?
До регента наконец дошло, что народ достаточно насмотрелся на своих властителей. Фон Тешен выволок рыдающую племянницу с балкона и, гаркнув «Все за мной!», устремился прочь из кабинета. Солерн, ведьма и гвардейцы последовали за ним. Последними покинули поле боя Турвель и, как ни странно, Николетти.
Едва они добрались до апартаментов королевы, которые выходили окнами во внутренний двор, как Илёр буквально вырвала из рук Марии Ангелины ребенка, развернула одеяльце и яростно вскрикнула:
— Чем вы его опоили?!
— Дядя дать капли успокоивать, — пролепетала ее величество: она мелко тряслась и скорее висела на руке регента, чем опиралась на нее. В детях Солерн не разбирался, но младенец и впрямь был какой-то бледный, даже губы синеватые.
Глаза Илёр вспыхнули, как у рыси; королева отпрянула от нее, а ведьма прижала ладонь к груди трехмесячного короля, но над ее пальцами лишь щелкнули слабые искры.
— Вы! — прошипела ведьма, испепелив мастера взглядом. — Убирайтесь!
— В чем дело? — резко спросил регент, стряхнув с руки племянницу. Несчастную девушку подхватила ее амальская камеристка.
— Наши способности взаимоисключающие, — сказал Николетти. — Ведьма не может колдовать в присутствии мастера… и наоборот. Впрочем, если сия дама удалится вместе с ее величеством в спальню, то расстояние будет достаточным…
Регент приказал что-то камеристке по-амальски, и та увела шатающуюся королеву в спальню. Ведьма скрылась там же, а герцог круто развернулся на каблуках и устремился прочь из королевских покоев, едва не столкнувшись с Турвелем и Греналем.
— Солерн! — лицо капитана было залито кровью из глубокого пореза на лбу. — Охраняйте королеву! Мы оттесним толпу, пока она не прорвалась внутрь. Если не удержим, — он схватил дознавателя за плечо и прошипел ему в ухо: — ход из Вдовьих покоев, внизу ждут лодки, они доставят вас в Анжеррас.
Дознаватель кивнул и обернулся к Греналю:
— Собрать агентов, оцепить это крыло и покои королевы! Вы! — он повернулся к мастеру, который вновь обрел привычный подавляющий ореол. — Сумеете отвлечь от нас толпу, если она прорвется к покоям?
— Если ведьма будет держаться на расстоянии — да, — отозвался Николетти.
— А больше вы ничего не можете сделать? — с затаенной надеждой спросил Греналь.
— Нет. Толпа слишком велика. Но, по-моему, у вас и так все отлично прошло, — хмыкнул старик. — Потомки такое не скоро забудут!
***
"Неплохое начало", — подумал Фонтанж. До покоев королевы донесся пушечный залп — видимо, Турвель открыл по толпе огонь картечью. Мария Ангелина вскрикнула, задрожала и залилась слезами — племянница регента не отличалась его силой духа. Дамы и камеристки захлопотали над
