я возразил:
— Поклянись. Поклянись своим родом, своими богами, своей землей.
Эст, впервые за все время разговора позволивший себе легкое подобие улыбки, согласно склонил голову и торжественно произнес:
— Я, Дагмар, сын Ирмгарда, клянусь, что отпускаю вас без боя, и не ударю в спину. Клянусь кровью и костьми своих предков! Клянусь старыми богами, живущими в воздухе, в воде и капищах! Клянусь землей своего народа, что ныне попирают пришедшие из-за моря враги! Идите с миром.
Постаравшись не выдавать себя чересчур облегченным выдохом, я отступил назад, вложив свой меч в ножны — и замер, вспомнив о лучниках.
— А стрелки Дагмар, стрелки? Они не утыкают нас срезнями, словно подушками для иголок?!
Чудин усмехнулся чуть шире:
— Айвар, Вяйно, Индрек — бой окончен, выходите на дорогу! В русов стрелять не нужно!
Благодарно кивнув вождю, я снял ременную петлю тевтонского щита и приложил его к клинку Дитриха (сердце при этом все же легонько кольнула жалость по безвременно павшему юнцу):
— Удачи тебе, славный Дагмар, сын Ирмгарда. Надеюсь встретить тебя вновь в добром здравии, и не на поле боя — а в теплых и сухих чертогах, где мы насладимся печеным мясом вепря и хмельным медом!
Чудин вновь склонил голову — но уже без усмешки, серьезно. И я повернулся к нему спиной — при этом ожидая услышать сзади торопливые шаги и готовясь уклониться от предательской атаки, мгновенно вырвав из ножен меч…
Но ее так и не последовало.
…В Колывань (или теперь уже Ревель) мы с Микулой прибыли к концу второго дня пути после засады — как я и рассчитывал. Вот только я не рассчитывал, что при этом меня всего будет колотить от озноба, бросая то в жар, то в холод после ранений…
Я обработал их, как смог, используя прокипяченные обрезки из запасной нательной рубахи в качестве бинтов и собранную на ближайшем постоялом дворе паутину в качестве антисептика — но помогло мало. И если резанную рану удалось затворить прижиганием, и она просто болит — то глубокий укол в левую руку имеет куда более худшие последствия… От мысли, что конечность стоит ампутировать, пока не начался некроз, я отказался лишь потому, что штырь мог вызвать банальное заражение крови — и в таком случае жить мне все одно осталось на «одну затяжку»… Ну и вроде как отвратительно пахнущая, нагноившаяся рана, воспалившая руку так, что с нее практически невозможно снять кафтан, пока все же не чернеет — а именно чернота тканей ведь признак гангрены? Или нет, но медицинских знаний, в отличие от исторических, мне конкретно не хватает…
А еще, наверное, мне было просто очень страшно даже представить себе, как мне будут резать руку — и как я стану калекой. Если, конечно, не загнусь от потери крови…
К разболевшейся голове я все время прикладывал «компрессы» из ткани, внутрь которой был набит рыхлый снег, и все время пил — пил, пил, пил… Или ел чистый, талый снег. Благодаря чему со стороны могло показаться, что у меня началось недержание (и кстати, я научился справлять малую нужду по-степняцки, с коня!). Но, как кажется, именно этот «дренаж», наверняка ударивший по почкам, позволил мне все-таки добраться до Ревеля… Где заранее проинструктированный мной Микула после непродолжительных поисков нашел место на постоялом дворе — и оставил там мою бренную, полудохлую тушку в ожидании собственного возвращения. Сам порубежник отправился на поиски попутного до Уппсалы (или хотя бы просто следующего в земли свеев) корабля…
А ведь с учетом обстоятельств, я всерьез вознамерился переложить на северянина исполнение задачи по науськиванию на Новгород свеев — конкретно ярлов Ульфа Фасе и Биргера из рода Фолькунгов, сосредоточивших в руках власть, сопоставимую с властью короля. Да, не по сердцу интриги правильному и честному как добрый клинок ратнику — вот только, если я действительно найду свой конец здесь, в землях чуди, лишь Микула сможет довести мою задумку до конца…
Глава 5
…Внук «потрясателя Вселенной» и сын Джучи, старшего из наследников великого Чингисхана, хан Батый стоял на уцелевшей стене некогда могучего, а ныне разоренного Булгара. Впрочем, даже монголам не удалось целиком уничтожить наследия храброго, воинственного и одновременно с тем развитого народа… Все еще устремлены к небу остроконечные минареты, все еще высится ближе к берегу Итиля соборная мечеть, чьи каменные стены по-прежнему хранят следы страшного пожара, охватившего город во время штурма… Но взгляд ларкашкаки западного похода устремлен не внутрь крепости — он обращен на запад, где за бескрайним снежным простором и стеной дремучих лесов простирается земля орусутов.
Злая земля народа, посмевшего оказать монголам столь упорное сопротивление, что сам «поход к последнему морю» оказался под угрозой срыва!
Да, Гаюк открыто пошел против Бату-хана, вернувшись в Булгар. Сын императора Угэдэя обвинил его и в смерти родного брата Кадана, и в том, что в землях орусутов монголы потерпели тяжелое поражение, из-за которого нукеры перестали верить в их победу! И Мунке вместе с Бучеком, наследники Толуя, хранителя Монголии, поддержали Гаюка. Они едва не раскололи орду, желая увести на восток свои тумены!
Родные же братья Бату ожидаемо поддержали его — первенец Джучи Орду, добровольно уступивший старшинство ларкашкаки, Берке и Шибан. А Байдар, сын Чагатая, и Кюльхан, сын самого Чингисхана и старший из всех чингизидов в западном походе, сумели остаться в стороне от распри. Известному своей тягой к знаниям и образованностью Байдару хватило мудрости скромно промолчать, когда четверо братьев встали против трех. А Кюльхан, кто по совести и должен был стать ларкашкаки, пусть и недолюбливал Батыя — но ту же нелюбовь питал ко всем своим племянникам. И когда они, схватившись за рукояти сабель, до хрипоты ругались на совете, определяющем дальнейшую судьбу западного похода, Кюльхан лишь попивал кумыс, сидя на подушке, да довольно щурил отцовские тигриные глаза…
Распрю, однако, прервал Субэдэй, позволив темникам накричаться друг на друга, а после рыкнувший столь громко и зло, что чингизиды в изумление замолчали, не ожидая такой мощи от старика! Батый невольно затаил дыхание, когда вспомнил, как неспешно поднялся сподвижник его деда, как его сухая, сутулая фигура вдруг словно обрела былую, молодецкую мощь, а голос загремел под сводами шатра:
— Великий Чингисхан поручил мне подчинить орусутов, асутов, кипчаков и булар — но пока мы покорили только булар и отогнали кипчаков в земли бачжигит, что обрели пристанище на западе, за страной орусутов! И пока
