Завтра переезжаю в новые края.
– Ты главное высоко не забирайся, а то падать больно будет, – мяукнул черный кот. – И бабок берегись.
На этом кот закончил свое пожелание и скрылся, в привычной ему манере. А король отправился в свое ложе, обдумывая новость, пытаясь представить, каким будет завтрашний день.
Утром Ричард был так взволнован, что даже не стал завтракать. Растерянный ходил он из угла в угол, все было как обычно, ничего не выдавало предстоящие перемены.
Все разошлись, король остался один с Вестником, который, вторя настроению кота, был не так разговорчив как обычно. Он сел рядом с королем, и с задумчивым видом стал гладить его. Рука его слегка подрагивала, была теплой и мягкой. Никогда еще Ричард не чувствовал в нем столько нежности. В глазах его читалась тоска вперемешку с какой-то непонятной коту радостью. Человек встал, достал из шкафа скрипку, зажал ее между плечом и подбородком, как это делал довольно часто, медленно поднес смычек к струнам. Ричард слегка напрягся, но бежать не хотел. Вестник закрыл глаза, его рука рассекала воздух, сопровождаемая звуками скрипки. Проникновенные и сильные звуки слились в поразительной красоты мелодию, от которой под шерстью кота побежали мурашки. Как завороженный следил он за Вестником, чьи складочки на лбу были наполнены необыкновенными чувствами, а из закрытых глаз выступила едва заметная блестящая слезинка. Она прокатилась по его грубой щеке и, скользнув за воротник его белой рубахи, оставила после себя тонкую ледяную дорожку. Когда Вестник закончил играть, в дверь позвонили. Прислуг последовал в коридор. Король, не пропускавший ни одного гостя без внимания, сегодня не решился выходить. Затаив дыхание, он невольно бил хвостом по обивке кресла. В комнату зашла Зимняя, она была одета, и вся сияла. Все произошло очень быстро. Она взяла кота, посадила его за пазуху шубы, и, поцеловав Вестника с Кухаркой, вышла за дверь. Что-то подобное Ричард уже испытывал. Он слегка высунул морду из шубы прислуги, наблюдая за обшарпанными стенами и темной серой лестницей, ведущей куда-то вниз. Чем ниже они спускались, тем сильнее ощущался запах вот-вот наступающей зимы. Наконец, хлопнула последняя дверь, отделявшая их от просторного двора, настолько знакомого и любимого котом, они прошли несколько шагов, сели в ближайший автомобиль. Зимняя взяла кота на руки так, что ему через окно машины было видно его родное окно. Столько раз он сидел на подоконнике и любовался двором, и теперь он был снаружи и наблюдал, как из него смотрят Кухарка с Вестником, и машут им руками. Машина тронулась, король оглядел двор вокруг, все здесь было по-прежнему, перемены были только у него, как и положено королю, вокруг которого вертится жизнь, тихая, размеренная, жизнь со своими принципами и законами, как декорации окружавшая главного ее героя, и казалось, что занавес закроется и все это исчезнет до следующего представления, но вместо этого двор непоколебимо продолжал жить своей жизнью.
Кот опустился на колени Зимней, свернулся в клубок. Он почувствовал себя маленьким беспомощным котенком, несущимся течением бурной реки, не в силах что-то изменить, и лишь родные руки, гладившие его в эти минуты, успокаивали, внушая спокойствие и уверенность.
Часть вторая
За окном шумел ветер. Он просачивался в щели, создавая неистовый свист, стучал металлическим подоконником, разгонял недавно выпавший снег, умело дирижируя своим оркестром.
Через незанавешенное окно падал бледный свет луны, освещая полупустую комнату, посреди которой стояла кровать, а угол занял большой шкаф с выставленными вдоль стены чемоданами и коробками. На кровати спала прислуга, под ней, забившись к стене, лежал король. Он занял это место только как пересек порог этого дома, и с тех пор, так и не вылезал, не взирая на уговоры Зимней. Кот не ел и не спал, не говоря уже о том, что за весь день он ни разу не воспользовался уборной. Всем своим видом, он выказывал свое недовольство новыми непривычными условиями. Когда прислуга разговаривала, их слова прокатывались гулким эхом по всем комнатам, от чего шерсть кота вставала дыбом и он сильнее прижимался к холодной стене, а с потолка комнат вместо шикарных люстр в стиле постмодернизма или барокко, свисали обыкновенные лампочки. Убедившись, что все спят, коты очень чутки ко сну и всегда могут различить спит человек или притворяется, Ричард вышел из своего укрытия и неуверенно зашагал по комнате, обнюхивая и осматривая здешнее убранство. Перейдя в другую комнату, он недовольно фыркнул, вся она была заставлена непонятными коробками, не было даже королевского ложе, на чем же должен король тогда спать? В картонной коробке, как какой-нибудь нищий? Ну уж нет. Кот развернулся, ударил хвостом об пол и вышел прочь. Кухня так же оказалась почти пуста, в углу стояла раковина, в которую из крана медленно капала вода, рядом пристроилась старенькая плитка. Стола не было. Да и зачем он тогда, раз Кухарки все равно нет. Раздосадованный кот мяукнул, получив в ответ тихое эхо. Где-то послышался шорох, и кот, не разбираясь в источнике звука, тут же сиганул обратно под кровать, где и провел остаток ночи.
– Ну, вылезай, дурачок, – разбудил кота голос Зимней. Она лежала на полу и, глядя на Ричарда, манила его кусочком колбасы.
– Ты ведь голоден, совсем ничего не ешь, – продолжила она уговоры.
– "Можешь бросить колбасу сюда, я ее и здесь съем", – мяукнул в ответ он.
– Ты ведь не думаешь, что я брошу тебе ее, – вновь подразнила его прислуга.
– "Именно так я и думаю", – буркнул кот.
– Ну как хочешь, – произнесла Зимняя, сунула колбасу себе в рот и вышла из комнаты.
Кот ошалел, округлив глаза, он облизнулся, представляя какая она, должно быть, вкусная, эта колбаса … была. В животе заурчало, но он стойко держался, был непоколебим, он ведь не абы какой дворовый кот, а король, а королям негоже размениваться своими привычками за кусок колбасы. "Вот если бы их было три, или целая полка…", замечтался кот.
В течение дня Зимняя предприняла еще пару попыток выманить его из под кровати, но все они оказались безуспешными. Наконец, когда уже сам живот, вместо урчания назвал Ричарда болваном, прислуга снова предприняла попытку, но только на этот раз в ее руках не было ни колбасы, ни ирисок, которые он так любил.
– Смотри, что у меня для тебя есть, – сказала она, и в руке ее что-то блеснуло золотым отливом. Она раскрыла ладони чуть шире, кот обомлел, перед ним оказались те самые часы Кухарки. Девушка блеснула ими еще раз и, захлопнув
