не очень-то смелы с нею. Ну и пусть. Кому нужны эти ухаживания, эти записочки? А все-таки жалко, что он не решился ее поцеловать.
Она обходила этаж за этажом, потом снова зашла в свой класс. «Ну, здравствуй. Можно мне еще погостить у тебя пять минуточек? Помнишь, что случилось в твоем правом углу, у доски? Мы написали мелом на стене бином Ньютона, чтобы Лола Диц не засыпалась, а она прислонилась к стене и платьем стерла весь наш труд. Мы думали, Мария Никитична не заметит, а она сказала: „Лола, надо, чтобы бином у тебя не на спине был, а в голове“».
Да, они умели доставлять своим учителям хлопотливые минуты.
В пятом их любимым развлечением было выбрасывать за окно мел и тряпку, чтобы сократить «нелюбимый урок».
В седьмом они подражали литературным героям. Саша Давтян объявил себя одним из четырех мушкетеров, и мальчишки нанесли в класс деревянные рапиры. Тогда близнецы Соня и Лола Диц, которых весь класс вечно путал, играли в «Принца и нищего», Мишка Хант читал всем отрывки из своей поэмы «Мцыри из школы номер пять». И только Ника Феноменов, бредивший алгеброй и физикой, заявлял, что его герои — «класса точности Эйнштейна или Циолковского».
В девятом на смену героям пришли героини и «двойки» в дневниках. Мальчишки влюблялись. В своих же соседок по партам, в тех самых, которых восемь лет они называли «гогочками» или «финтифлюшками». Все считалось тайной, и все знали, как кто-то из ребят пригласил в кино Соню Диц, а пришла Лола Диц и как еще кто-то хотел поцеловать Сильву и получил оплеуху «со звоном».
В десятом они сразу дали почувствовать в школе и дома, что стали совершенно независимыми. Иные родители должны были понять, что кашне в тридцатиградусный мороз так и останется распахнутым, иные учителя — что можно ставить «неуд», но незачем его комментировать.
…Вот здесь, перед грифельной доской ее принимали в комсомол. Вначале — Аллу Гриневу. Алке припомнили «историю с географией». Она никак не могла заучить названий японских островов и придумала на модный мотив песенку, которую и спела, вызванная к карте:
Кюсю, Хондо и Хоккайдо —
Это вам не островок,
А из меньших выбирай-ка:
Рюкю, Садо и Сикок…
Ребята прыснули, Мария Дмитриевна тоже не удержалась от улыбки и сказала:
— Есть чувство юмора, нет голоса, чувства стиха, знаний. «Неуд» у тебя пока остается.
В комсомол ее приняли: училась неплохо, вечера хорошие устраивала, дружить умела.
Когда принимали Сильву, комсорг школы сказал:
— Давай о себе. Биографию и прочее.
Она подумала: «Ну какая у меня биография?» До трех лет — ясли. Вот недавно их пригласили с Майкой на юбилей: эти ясли — в городе первые. Заведующая выступала. Говорила смешно так: они с Майкой — ясельные старожилы. С трех до семи — в детском садике. В свободное время играли во дворах в «казаки-разбойники». Об этом говорить, что ли? Родители у нее замечательные. Не хвастать же! В их доме революция молчаливо и строго жила в портретах. Сальма Ивановна редко об этом говорила и Сильву приучила к сдержанности.
— Биография короткая, — сказала Сильва. — Ясли, детсад, школа. В октябрятах была и в пионерах.
— Отметки? Что полезного сделала? — сыпал комсорг, читая какую-то бумажку. — Вот тут сообщили о тебе… Без подписи. На руку, говорят, тяжелая. Мальчика Тараньева избила… И взгляды у тебя, говорят, на Онегина не пролетарские.
Сильва ответила с возмущением:
— У меня по литературе «хор». Это государственная отметка, у нас же не частная гимназия, а государство у нас пролетарское.
— Ладно, ты о Тараньеве скажи.
— Можно, я сам скажу? — С задней парты поднялся Тараньев. — Было такое дело в пятом, двинула она меня. Только я вдвое сильнее, ребята: если б ни за что… В общем — было за что.
Ее приняли. Она пришла в этот день домой тихая, задумчивая.
— Мам, ты была в комсомоле?
— Сивка, пора бы уже знать… Комсомола еще не было, когда я вступила в партию.
Сильва увидела на столе цветы. Обрадовалась.
— Это мне? Ой, спасибо! А я еще мало чего полезного сделала. Но вся жизнь впереди. Правда?
— Правда, правда. Только дело в том, что нельзя откладывать все на «потом».
На «потом» они ничего не откладывали. Обсуждали все сразу.
На пороге выпуска случилось ЧП. Из школы ушла Варвара Ивановна. Десятый «а» прекрасно знал, в чем дело: Пигарева! Собственно, инспектор Пигарева осталась в стороне. Виноваты они. Вывесили газету, не показав учительнице, пропустили в статьях несколько грубых грамматических ошибок. Пигарева увидела газету, велела спешно принести ее на районный смотр и подписать имя ведущего преподавателя русского языка. А им была Бахирева. Ребята спохватились только тогда, когда комиссия из роно стала проверять работу Бахиревой, и она сочла за лучшее сменить и школу, и район.
Новый преподаватель литературы со смешной фамилией Гавот был молод, напорист, но его желание расшевелить ребят, влюбить их в литературу, которую они и без того страстно любили, не встречало в классе энтузиазма. Педагог нервничал.
И вдруг на уроке литературы появилась сама Бахирева. Послушала, как Давтян что-то мямлил об истории написания Горьким романа «Мать», как ни одна из сестер Диц не могла толком изложить идею фадеевского «Разгрома». Послушала и в конце урока сказала:
— Жаль. А я думала, что сумела зажечь в вас какую-то искорку. Не стоит переживать, Ипполит Сергеевич, они недостойны.
И с этим ушла.
Вот когда началась буря. Вот когда десятый «а» обрел самостоятельность.
Аркадий Шаров. Почему это мы недостойны?
Саша Давтян. Ша, мальчики! Мало ли и раньше было уроков, которые мы не готовили?
Сильва Воскова. Да ведь нас же считают пустыми головами.
Алла Гринева. Школа не должна была отпускать Бахиреву!
Миша Хант. Мы сами подвели ее с газетой.
Сильва Воскова. Так что мы — бастуем? Я и не знала. Я думала, мы учимся, что-то знать хотим.
Лола Диц. Мы и без уроков Гавота литературу знаем.
Саша Давтян. Чего-то знаем, чего-то нет!
Сестры Диц. А ты совсем ничего не знаешь!
Юра Будыко. Это уже не довод. Это личные счеты.
Сестры Диц. Сам ты счеты и еще клуб четырех коней.
Юра Будыко. Будем учиться, как положено, или нет? Надо же в даль смотреть, а не только под ноги.
Сильва Воскова. Лично я буду учиться. И даже извинюсь.
Сестры Диц. Мы тебя не уполномачиваем.
Сильва Воскова. А я не от вас. Я — от себя.
Ника Феноменов.
