подкладывал товарищу Илья, оставались нечитанными, к похлебке, над которой он колдовал весь вечер, Семен даже не притронулся.
— Может быть, вы теперь обедаете, Восков, у господина Циммермана? — ехидно спросил Илья.
Семен мягко сказал:
— Ты замечательный парень, Илья. Возможно, я обидел тебя чем-то. Но пойми, не каждый день человек задумывается, как жить дальше.
По утрам он уходил в комитет и возвращался неразговорчивым, с потемневшим лицом, на котором лихорадочно блестели глаза.
— Поручений нет, — горько сообщал он Илье. — Все правильно. Нужно уметь отвечать за свои ошибки.
Но однажды вернулся иным, легонько насвистывая. Поставил посреди комнаты табурет, сел, скрестил на груди руки.
— Ну, вот и все, Илья. Поверили и доверили. Задание боевое — вооружить рабочие дружины.
— За счет чего? — Илья растерялся.
Семен ответил с усмешкой:
— Я и сам долго думал. Вооружим за счет царских заказов.
Начали раздобывать сведения на железной дороге. Одолжив у знакомого костюмера мундир артиллерийского прапорщика, Восков явился к начальнику крупной товарной станции в ста километрах за Харьковом, представился посланцем интендантов и строго спросил, почему тот задерживает на путях военные эшелоны.
— Такого не было, клянусь честью, господин прапорщик, — залепетал испуганный начальник, хорошо знавший приказ генерал-губернатора о «зеленой улице» для составов с оружием. — Извольте взглянуть, на завтра вагоны с винтовочками ожидаем — у меня уже составлен график их продвижения.
Друзья лежали в кустах за железнодорожной насыпью и прислушивались к дальним шумам. Вот просвистел ветер по сухой украинской степи, где-то нежно запела гармошка, долетело издалека тяжелое дыхание паровоза.
— Нашему еще рано, — отметил Илья.
Семен, с улыбкой глядя в небо, припомнил:
— В комитете спросил: «Изъятие оружия не приравняете к действиям экса?» Получил еще один урок: «Товарищ Семен, — сказали мне. — Пора бы уж понять различие между эсдеками и анархистами. Читаете мало. Оставить душителей нашей революции без оружия — это не то же самое, что обчистить карман человека…»
Даль озвучил гудок.
— Наш, — встрепенулся Семен. — Предпоследний вагон — мой, а ты оседлаешь «хвост». В случае чего — сигналь, спрыгнем.
Когда товарняк поравнялся с ними, Семен прямо с насыпи прыгнул на подножку, вцепился в поручни, дождался, пока рывки не перекрыла сила инерции, и тогда оглянулся. Илья, как видно, тоже «погрузился». Дверная скоба была опутана мотком проволоки и опечатана пломбой. Перекусил их клещами, припасенными с собой. Балансируя на узкой кромке, которую оставляла от пола дверь, изловчился и рванул скобу. Дверь легко открылась против хода движения.
В вагоне в три этажа лежали продолговатые ящики. Он не поверил удаче, сорвал одну доску… Винтовки! Русские трехлинеечки! Хотелось пуститься в пляс, но время шло, и уже впереди замаячили дымки Основы[4]. Начал перетаскивать ящики к двери, потом сбрасывать их под откос — винтовки через несколько минут будут подобраны товарищами. Закатал дверь на место, помахал платком Илье и спрыгнул под откос.
По Харькову были расклеены объявления, обещавшие награду «за поимку злоумышленников, кои вскрывают на станционных путях пломбированные вагоны».
— За что жандармам платят гроши? — хохотал Илья. — Они воображают, что мы проделываем это прямо на станциях!
— Они не такие простачки, — остановил его Восков.
И однажды Семен почувствовал, что к нему привязался «хвост».
Восков заметил шпика еще на путях. Выбирались из депо по одному, и мелькнувшая за ним тень была явно против уговора. Шпик, если это был шпик, сел вместе с ним в конку на Никольской площади, часто доставал из жилетного кармана часы, но косил взглядом куда-то вбок. Сел с Семеном в один трамвайный вагон, вышел с ним на одной остановке.
Семен завернул за угол, увидел свободный экипаж, быстро вскочил на подножку, укрылся под кожухом, а мимо пронесся перепуганный его исчезновением шпик.
Друзей подстерегали неожиданности. Илья как-то оказался в плену у поездного кондуктора, и туго бы ему пришлось, если бы Семен не перелез на последнюю площадку. В другой раз в товарном вагоне оказалось двое солдат, и Семен доехал с ними благополучно до Харькова, рассказывая всю дорогу смешные истории.
Они находили в вагонах винтовки, патроны, динамит. В грузах оказывались и косы, флаконы с духами, а однажды Илья и Семен, сорвав с ящика крышку, вдруг увидели огромные детские куклы.
— У тебя есть сестры, Илья? — спросил Семен, рассматривая куклу с открывающимися глазами.
— Есть. Одна. Если насчет кукол — у нее их вдосталь.
— Мои сестры этой радости были лишены, — сказал Семен. — Пришел как-то домой пораньше — ревут. В чем дело? Плюшевого зайца увидели у соседской девочки, взяли поиграть, а мать ее, лавочница, выскочила и отхлестала их мокрым веником. Ревут мои ревмя. Сел я для них зайца из дерева вырезать. Только успел уши обстругать, полиция нагрянула. Меня — в кутузку, а брусок, как вещественное доказательство, к делу приобщили. Длинные уши за жандармские приняли. Я им — про зайца, они мне — про филеров. Так и не договорились. А девчонки без зайца остались.
Семен нагнулся над ящиком и извлек какую-то этикетку.
— Тут все ясно, — сказал он. — Ее императорское величество посылает свой дар для бала Харьковского благотворительного общества. С детских лет люблю, — вырвалось у него, — всех этих благодетелей. Эх, Илья, пойти бы в ближнюю деревню. Найти девчонок… Самых что ни на есть беднячек…
— Нельзя, — сказал Илья.
— Сегодня нельзя, — яростно сказал Семен, — поглядим, что завтра от их императорских останется!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
ВЫПУСКНОЙ ВЕЧЕР
— Не забудьте своих кукол, девочки. Это не стыдно — любить свои первые куклы. А «считалки» наши все помните?
Она старается говорить весело, а на глаза навертываются слезы. Сегодня она прощается со школой. Ну, разве могла она не прийти именно сегодня к своим октябрятам, к своим «ежикам», как она их прозвала.
— Помним, помним, Сильва Семеновна! — со смехом кричат «ежики».
— А вы, Мальчиши-Кибальчиши, — обращается она к ребятам, — не таскайте девочек за косички, потому что косички — это так же красиво, как первая весенняя листва, как узоры Деда Мороза на окнах…
«Коса была у Татьяны Лариной, — вдруг вспоминает она. — До свидания, милая, милая Таня! Теперь за вас будут сражаться другие девчонки и мальчишки. До свидания, Евгений Онегин! Извините, если мы вначале плохо о вас думали.
Прощай и ты, мой класс, прощай, моя парта…
А с вами, дорогие учителя, мы не расстанемся. Наверное, мы придем к вам расспросить, почему что-то в жизни оказалось не так, как вы и мы хотели».
Сегодня выпускной бал. Интересно, кто из мальчишек пригласит ее на вальс? Она знает, ребята
