с вами коллеги, я прошу вас проявить больше широты…
— О вашей широте в противовес советским учебникам будет также поставлен вопрос! — отчеканила Пигарева.
Бахирева побледнела. Она села за учительский столик и раскрыла журнал.
— За развернутый ответ я ставлю Сильвии Восковой отметку «очень хорошо», — сказала учительница.
В этот же день делегация класса побывала у заведующего районным отделом народного образования. В воздухе парили сначала восклицания, прозаизмы XX века, затем — бессмертные пушкинские строки. Прощаясь с ребятами, заведующий также процитировал из «Онегина»:
Мне ваша искренность мила…
А когда они ушли, он недоуменно пробормотал:
— Неужели товарищ Пигарева уже закончила педагогический?
ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
РУЖЬЯ, А ТАКЖЕ МАСКИ И КУКЛЫ
— Доктор принимать больше не будет, — сказала сестра, выйдя к больным. — Он себя плохо почувствовал.
Да и не только доктор… Все они, собравшиеся сейчас в его кабинете, вожаки рабочих с завода «Гельферих-Саде», испытывали чувство растерянности. Вновь назначенный харьковский губернатор заявил, что революция задохнется в тюремных камерах. Начались обыски, аресты. Полиция выпустила на волю уголовников, развязала руки «черной сотне».
— Хоть типографию уберечь, — помечтал кто-то.
Вошла сестра.
— Простите, доктор, один пациент не уходит. Называет себя Семеном Петровичем и все время улыбается.
— Впустите, — сказал доктор. — О нем сообщал комитет.
Он вошел, действительно улыбаясь, словно тая в упругой фигуре, крутых плечах, твердом взгляде сгусток энергии.
— Вы откуда к нам, Семен Петрович? — спросил доктор. — И почему в такое грустное время?
— Екатеринослав–Полтава–Харьков, — пояснил приезжий. — А время… Грустные бывают люди, а не время, доктор. Меня прислали для боевой работы. Командуйте.
Но команды сразу не поступило. Разговор был долог.
— Берегите людей, — сказал под конец доктор. — Нужно вырвать из тюрем лучших наших бойцов. Привлекайте к процессам сочувствующих адвокатов. Нам понадобятся средства. Подумайте об этом, Семен Петрович.
Воскова решили поселить у Фишкарева. Черноглазый, суетливый Илья сразу выложил новому товарищу всю свою «шестнадцатилетнюю биографию».
— Понимаете, Семен Петрович, — ораторствовал он, — отец хотел приспособить меня к своему прачечному производству, но я твердо заявил ему, что посвящу свою жизнь изъятию производства из рук капитала на всей планете и начну с его прачечной. Тогда он меня выгнал из дому, и я пошел, Семен Петрович, на штурм губернской тюрьмы.
— Выходит, мы крестники, — засмеялся Семен. — Я уже брал не одну тюрьму. Слушай, Илья, — вдруг предложил он, — зови ты меня по имени, мы же одногодки.
Илья даже присвистнул от удивления.
— Мамоньки, и так вымахал!
Илья снимал комнату на Екатеринославской, в торговом квартале. Вернее сказать, это была не комната, а крошечная квартирка с вместительным подвалом, где подпольщики хранили патроны, револьверы, динамитные палочки.
— Насчет жратвы у меня похуже, — сокрушенно отметил Илья. — Могу предложить чудесный сухарь, который еще помнит начало нашей революции. Хожу в черных списках. — Вздохнул: — Пошамать бы у какого-нибудь буржуя.
— Ну нет, — Семен усмехнулся. — Благодетелями сыт с детства.
— А все равно придется обходить буржуев. В комитете просили не пренебрегать пожертвованиями.
Семен зашагал по комнате, что-то обдумывая.
— Это дело. Пришла в голову забавная мысль…
…В мануфактурный магазин по Шляпному переулку вошли двое молодых людей. Один — рослый, грудь колесом, в новеньком студенческом мундире, явно тесном в плечах, второй — маленький, во фраке. Уединились с владельцем магазина в конторке.
— Господин Фадеичев, — сказал студент, — мы из дружины самообороны. Взгляните на этот список, — и он достал из желтого портфеля, который держал под мышкой, отпечатанный на машинке лист бумаги. — Здесь адреса шести магазинов. По нашим сведениям хулиганы готовят на них налеты. Двое владельцев, как видите, уже внесли свой пай в фонд нашей дружины.
Фадеичев схватил список, просмотрел, ткнул толстым пальцем:
— А Маркелов всю сумму сразу дал?
— Вот его расписка, господин Фадеичев.
Фадеичев взял перо, аккуратно вписал свою фамилию. Извлек бумажник, отсчитал ассигнации.
— Вы уж, господа, того… Установите пост круглосуточный.
— Спите спокойно, — сказал тот, что был во фраке. — Вы под надежной охраной людей, преданных царю, отечеству и частной собственности на средства производства и мануфактурные товары.
На улице Семен сердито сказал:
— Зачем ты полез к нему со средствами производства? Будь он чуть образованнее — позвал бы жандарма.
— Ничего, скушал. — Илья заглянул в свою записную книжку. — Двинем на Сумскую. К самому Циммерману.
Узнав о цели визита, владелец маленького ресторана предложил визитерам кофе, сигары.
— И не говорите, и не говорите! — согласился он. — Погромщики ведут себя так, будто они получили взятку у самого господина полицмейстера. А откуда я знаю, — спохватился Циммерман, — что вы представляете именно дружину и именно самообороны?
Семен достал из портфеля чековую книжку, на которой они предварительно оттиснули самодельную печать лимонным соком, попросил у хозяина свечку, подогрел ею чек, на котором явственно проступили слова: «Харьковская дружина самообороны».
— Мы вынуждены прибегать к конспирации, — пояснил он.
Циммерман с жаром пожал им руки. Фокус со свечкой его покорил.
Все собранные деньги они сдавали в комитет.
— Будут боевые задания? — спрашивал Семен.
— Переждать надо, — отвечали ему. — Идет волна арестов.
Нет, он не умел и не хотел ждать. И после длинных походов, валясь на свою лежанку, с горечью говорил Илье:
— Годы идут, кто-то брал Бастилию, кто-то создавал Парижскую Коммуну, а ты рискуешь ничего не взять и ничего не создать.
— Ты уже брал несколько тюрем штурмом, — посмеивался Илья. — Нельзя быть революционером такого узкого профиля.
Восков вдруг вскочил с лежанки.
— А сейчас у меня какой профиль? — резко спросил он. — Кем я стал? Экспроприатором. Ладно бы еще заводы изымал у буржуев. А я простой мелкий экс. Почти налетчик…
Получая от них очередной взнос, член комитета вдруг спросил:
— Ребята, много что-то. Все добровольные пожертвования?
— Почти, — засмеялся Илья. — Жертвователь стоит перед фактом: отдать нам или бандюгам. Мы ему симпатичнее.
Член комитета повторил, отрубая слоги:
— Нам или бан-дю-гам? — Покрылся краской. — Вы что это, товарищи, шутите?
— Ну, пошутили разок-другой с богатеями, — запинаясь, отозвался Илья.
— Да вы… Да вы просто… — Член комитета сдержал себя, перехватил тоскливый взгляд Воскова. — Семен Петрович, мы вас бережем для серьезного дела. Просили ждать. Как вы могли? На что это похоже?
— На эксов, — грубо сказал он. — Стал заурядным эксом. Со всеми их штучками, карнавальными масками и подложными справками. Разок даже отстреливался.
Член комитета достал из ящика ассигнации, швырнул их на стол. Позвал товарищей, громко сказал:
— Поглядите на них. Числятся в социал-демократах, а стали эксами. Так вот — дверь открыта! Авантюристы и эксы нам не нужны.
…Разговор в комитете лег тяжестью на сердце. Илья видел, как подавлен Семен. Газеты, которые
