Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
– До чего же скверно вышло с твоим жильцом, – сказала она. – По всему выходит, хороший был человек.
– Очень хороший. А как он был добр к моим малышам! (Либ склонила голову набок и искоса на меня взглянула.) И ко мне, – добавила я. – Впрочем, как и ко всем.
– Сдается мне, свекровь хотела сосватать за него Нелл, – сказала она.
Нелл была единственной дочерью в семье Хэнкоков, и братья так истово берегли ее честь, что мы часто шутили, дескать, она никогда не выйдет замуж, потому как ни один мужчина не сможет приблизиться к ней настолько, чтобы как следует ее разглядеть. Зная о похождениях мистера Викарса, я невольно рассмеялась.
– Найдется в этой деревне хоть одна женщина, чьи мысли не занимала его постель?
Как я уже говорила, мы с Либ тесно дружили, а потому поверяли друг другу все свои девичьи тайны. Вот я и разоткровенничалась по привычке – сперва о своем вожделении, о чем я вправе была поведать, а затем об утехах Энис с моим жильцом, о чем следовало бы умолчать.
– Только не вздумай разносить эти вести по всему дому, – сказала я под конец, нехотя поднимаясь, чтобы продолжить путь.
Хохоча, она толкнула меня в плечо:
– Ой, можно подумать, я стану рассказывать, кто с кем кувыркался, при матушке Хэнкок и полном доме мужчин! Странное же у тебя представление о нашей семье. Если за столом у Хэнкоков и обсуждается нечто подобное, то разве что случка овец!
Тут уж мы обе засмеялись, и на этом, поцеловавшись на прощанье, пошли каждая по своим делам.
Кусты ежевики, растущие у кромки поля, блестели темно-зеленой листвой, налитые ягоды на них уже краснели. Жирные ягнята – шерсть золотится на солнце – щипали сочную траву. Но, несмотря на дивные виды, последние полмили до Бредфорд-холла всегда были неприятны, даже если я не валилась с ног от усталости. Я недолюбливала все семейство, а полковника попросту боялась. И сама себя корила за то, что поддаюсь страху. Все говорили, что полковник Генри Бредфорд был умным и необычайно доблестным командиром. Возможно, военные успехи вскружили ему голову, а может, такому человеку и вовсе не следовало уходить на покой в сельской глуши. Так или иначе, в том, как он командовал в своем доме, не было и намека на мудрость.
Полковник получал извращенное наслаждение, принижая свою жену. Та происходила из богатой, но не родовитой семьи; красивая пустышка, пробудившая в нем бурные чувства, не остывавшие ровно до тех пор, пока он не прикарманил ее приданое. Он никогда не упускал случая пренебрежительно отозваться о ее родне или посмеяться над ее невежеством. Хотя она не утратила красоты, годы такого обращения совершенно расстроили ее нервы. Она жила в постоянном страхе и волнении, никогда не зная, к чему еще придерется муж, и из-за этого не давала покоя прислуге и вечно меняла заведенные в хозяйстве порядки, усложняя простейшие задачи. Сын Бредфордов – пьяница, повеса и фанфарон, – по счастью, почти не покидал Лондона. В тех редких случаях, когда он бывал дома, я под разными предлогами отказывалась от работы, а если не могла себе этого позволить, старалась не попадаться ему на глаза и уж точно никогда не оставаться с ним наедине. Мисс Бредфорд, как я уже сказала, была надменна и неприветлива, и единственной ее добродетелью можно считать искреннюю заботу о матери. Когда полковника не случалось дома, мисс Бредфорд удавалось успокоить мать, и тогда можно было работать, не боясь попреков или истерики. Но стоило ему возвратиться, и все, от миссис Бредфорд и ее дочери до последней судомойки, поджимали хвост, будто провинившиеся дворняги.
Поскольку в Бредфорд-холле держали довольно обширный штат прислуги, меня нанимали, лишь когда в поместье собиралось большое или важное общество. Главный зал, убранный для званых обедов, выглядел превосходно. Две массивные скамьи со шкафами в спинках, обыкновенно стоявшие у стены, придвигали к столу, темный дуб натирали до густого черного блеска. По осени, после того как забивали свиней, от запаха копченых боков, развешанных внутри, кружилась голова. Но к исходу лета, когда бекон давно уже был съеден, оставался лишь приятный запах дыма, едва уловимый за более свежими ароматами лаванды и пчелиного воска. В скупом свете тускло блестело столовое серебро, а в глубоких бокалах сияло канарское вино, от которого даже холодные лица Бредфордов окрашивались румянцем. Разумеется, никто не удосужился сообщить мне, какие гости соберутся нынче за обедом, однако было приятно увидеть среди дюжины приглашенных знакомые лица Момпельонов.
Присутствие Элинор Момпельон очень льстило полковнику. Во-первых, в тот вечер она выглядела особенно изысканно в кремовом платье простого покроя. В бледных волосах поблескивала горстка жемчужин. Но еще больше, чем ее утонченную красоту, полковник ценил ее связи. Ее семья была одной из старейших во всем графстве и владела обширнейшими землями. Говаривали, что ради Момпельона она отвергла другого ухажера, который сделал бы ее герцогиней. Для полковника Бредфорда это было непостижимо. Впрочем, от него ускользали многие ее достоинства. Он понимал лишь одно: знакомство с ней укрепит его положение в обществе, а остальное его не заботило. Когда я потянулась за ее тарелкой из-под супа, Элинор Момпельон, сидевшая по левую руку от полковника, дотронулась до рукава другого своего соседа – лондонского господина, болтавшего без умолку, – и с участливой улыбкой обратилась ко мне:
– Анна, надеюсь, ты оправилась после этой кошмарной ночи?
Полковник со звяканьем опустил нож на тарелку и шумно втянул воздух. Я не поднимала глаз от стопки посуды, которую держала в руках, опасаясь даже мельком взглянуть в его сторону.
– Благодарю вас, мэм, вполне, – проговорила я и перешла к следующему гостю, пока она еще о чем-нибудь не справилась и полковника не хватил удар.
Прислуживая в Бредфорд-холле, я приучила себя не отвлекаться от своих обязанностей, а на светские беседы, обыкновенно весьма заурядные, обращать не больше внимания, чем на щебетанье птиц в далекой роще. В тот день за большим обеденным столом не было общей темы для разговора. Гости обменивались с соседями пустыми любезностями, и голоса их сливались в тихий гул, в котором по временам различим был фальшивый смех мисс Бредфорд. Так было, когда я уносила тарелки из-под мясного. Когда же я подавала десерт, за окном уже сгустилась тьма, в зале горели свечи, а все общество слушало молодого лондонца. Таких господ не часто увидишь в нашей деревне: из-под громоздкого, вычурного парика выглядывало худое напудренное лицо, затерявшееся в массе кудрей. На правой щеке у него чернела мушка. Похоже, слуга Бредфордов, помогавший ему с туалетом, не умел приклеивать эти модные украшения, ибо, когда молодой человек жевал, мушка трепыхалась. С первого же взгляда он показался мне посмешищем, но теперь вид у него сделался мрачный, и, пока он что-то рассказывал, его руки в кружевных манжетах порхали над столом, точно мотыльки, отбрасывая длинные тени. Обращенные к нему лица показались мне бледными и встревоженными.
– Видели бы вы, что творится на дорогах! Всё заполонили всадники, фургоны и телеги со всяким скарбом. Уж поверьте, все, кто способен покинуть город, либо уже сделали это, либо намереваются. Бедняки меж тем разбивают палатки на Хэмпстедской пустоши. Люди, вынужденные куда-либо идти пешком, ступают ровно посередине дороги, чтобы избежать заразных испарений, сочащихся из домов. Те, чей путь лежит через бедные приходы, закрывают лица масками с длинными птичьими клювами, набитыми целебными травами. Люди ходят по улицам, точно пьяные, выписывая зигзаги, чтобы разминуться с другими прохожими. А в наемную карету не сядешь: вдруг там ехал зараженный? – Гость понизил голос и огляделся по сторонам, упиваясь всеобщим вниманием. – Поговаривают, из тех домов, что помечены красным крестом, доносятся крики умирающих, запертых там в одиночестве. Небесные сферы пришли в движение. Ходят слухи, что король намеревается перенести двор в Оксфорд. Сам я не вижу смысла задерживаться в Лондоне. Город так быстро пустеет, что и достойного общества уже не сыскать. На улицах нынче не увидишь ни завитого парика, ни напудренного лица, ибо ни богатство, ни связи не защитят от чумы.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
