самый сложный из возможных методов, потому что текст скорее обусловлен раскрытием жизни Нахмана, а не проживанием ее.
Пока рабби Нахман был жив, он переносил свой личный опыт в создание каждой следующей сказки. Между восьмой и девятой сказками был полуторагодовалый перерыв, когда Нахман ездил в Лемберг (Львов) лечиться от туберкулеза. Когда зимой 1809 г. он снова взялся за рассказывание сказок, он уже был другим человеком. Эти перемены отразились на сказках — они стали гораздо длиннее и отличаются чрезвычайной сложностью. После смерти Нахмана от туберкулеза драма открытия сосредоточилась на письменных ключах к его внутренней жизни, разбросанных по другим сочинениям. Когда читатель больше узнает о Нахмане, число экзистенциальных смыслов сказки тоже меняется.
Вооружившись этими биографическими сведениями, читатель-слушатель узнает, что рабби Нахман одновременно Мудрец и Простак; цадик, молитвы которого исцеляют, и прокаженный принц, которого тот исцелил. Еще эффектнее Нахман проявляет себя как все «Семеро нищих» одновременно и еще многое другое. Поскольку целью двуязычной записи является обеспечение живого присутствия Учителя во время рассказывания сказки, то экзистенциальнобиографическое прочтение нужно для установления контакта с живым автором, для которого записанный текст совсем не окончателен. Только когда аудитория понимает, что ее соб-
ственная экзистенциальная драма разыгрывается множеством ликов рассказчика, падает последняя преграда. *
«В пути рассказывал сказку, и всякий, кто ее слышал, задумывался. Вот она». Так рабби Нахман воссоздает момент рассказывания первой сказки, повторяя ее для любимого ученика. Впоследствии Натан назовет эту сказку «О том, как пропала царская дочь» и придумает заглавия для остальных двенадцати сказок. Может быть, именно потому, что эта сказка первая, она еще похожа на другие сказки. Царевну захватывают в плен; герой вызывается освободить ее и выдерживает ради этого тяжелые испытания. Но здесь на уровне пшата происходит много событий, которые не соответствуют шаблону. Нахман откладывает счастливый конец до последнего, но, когда сказка завершается, кульминации нет: «А как вызволил ее [наместник], не сказывал — только известно, что вызволил». Более того, герой, царский наместник, не сражается с драконами и не убивает ведьм. Вместо этого он проходит через три долгих испытания, в ходе которых он постится, оплакивает царевну и переносит трудности. Эротические элементы отсутствуют. После того как наместник не выдерживает второго испытания, принцесса будит его ото сна-— мотив спящей красавицы наоборот, — а когда все уже сказано и сделано, нет ни намека на то, что тройное испытание завершится браком38.
Аллегорическое прочтение придает смысл некоторым, но далеко не всем из этих несообразностей. Царь, как обычно, это Бог, а царская дочь —
Шхина, женский лик Бога в Его близости к миру. Со времен разрушения Храма она сопровождает Израиль в изгнании. Это делает царского наместника воплощением народа Израиля. Вкупе с тремя главными персонажами, с которыми связаны испытания наместника, каждое из этих испытаний переносит нас в одну из фаз священной истории Израиля: подобно Адаму, наместник пробует запретный плод, подобно Ною, он пьет запретное вино, а его семидесятилетний сон соответствует Вавилонскому пленению. Если Израиль покается в том, что пошел путями зла, то Шхина когда-нибудь возвратится на подобающее ей место в Храме Господнем.
В этой сказке содержится также этический урок для каждого человека. Например, сначала царский наместник беспрепятственно заходит во дворец, где томится пленная принцесса, потому что таково обыкновение беса — дос орт вое из нит гут, если говорить словами сказки. Любой может войти, но вот выйти — это совсем другое дело. И наоборот, в место последнего пленения принцессы, жемчужный замок на золотой горе, пробраться нелегко. Там, где «все в большой цене», нужно заплатить за вход взяткой, и только чистые сердцем смогут спастись от скверны. Пути отступления никогда заранее не известны.
Точный график искупления становится понятным только на следующем уровне прочтения, ведь царь — это не кто иной, как Кетер (Корона), а шестеро его сыновей — нижние сфирот: Сила и Милость, Величие и Долготерпение, Красота и
Основа мира39. Причина, по которой царь предпочитает им единственную дочь, состоит в том, что она — Царство, царица, невеста, чей союз с Божеством составляет конечную цель космического тикуна. А раз читатель предупрежден о мессианской актуальности этой сказки, то немедленно возникает и противник — демонические силы. Сказка начинается с акта цимцума, когда царь отрекается от любви к дочери жестокими словами: дер нит гутер зол дих авекнемен, («Чтоб тебя нечистый побрал!»). Ее внезапное исчезновение — это следующий за цимцумом акт швиры. Поиски, на которые пускается первый министр, чтобы вернуть ее на законное место, неизбежно приводят его в мир зла и соблазна. И, только вырвав корень зла в собственной душе, он может завершить процесс искупления.
Конечно, не всякий может надеяться на достижение чего-то подобного. Поэтому первый министр — это не кто иной, как сам Нахман, цадик га-дор, борец за избавление. Поэтому рассказчик уделяет так много места слезам и молитвам наместника, которые привлекают внимание к попыткам героя преодолеть физические страсти, теологические сомнения и стремление к материальному благополучию40. В соответствии с этим экзистенциальным прочтением спор первого министра с тремя великанами в пустыне больше не кажется тактикой промедления, простым повторением, он становится единственным способом для героя закончить борьбу. Тут, как повсюду в «Сказках», пустыня — это одновременно место и соблазна и очищения41. Здесь и далее пустыня — излюбленное место радикальной внутренней конфронтации в символической географии рабби Нахмана.
Потом возникают демоны, скрывающиеся под множеством масок. Они появляются в еврейском нарративе, по крайней мере, со времен Иова. Но там хотя бы Сатана действовал за кулисами и выбирал себе жертву с предельным тщанием, тогда как, если судить по Талмуду и мидрашам, его эмиссары присутствуют в повседневном быту всех раввинов. Крайний аскетизм немецких пиетистов XIII в. возродил некоторые элитистские склонности Сатаны: именно преодоление искушений отличает истинных носителей благочестия от простых грешников. И наконец, получив возможность развернуться вовсю благодаря распространению каббалистических учений, множество демонов населило проповеди и этические трактаты еврейского Средневековья42. А теперь, когда поколение Нахмана приближается к последнему часу перед окончательным воздаянием, демоны разошлись в полную силу. Они действуют поодиночке или группами, лично или через посредников. Зло можно привести в действие демоническим поведением царя, царевен и их служанок (сказки 4 и ы), или когда правящая элита прибегает к услугам доносчиков, которые вынашивают нечестивые планы (сказка 5). Иногда существуют целые царства, где зло и глупость обладают высшей властью (сказки 6,12); иногда можно обречь демонов на саморазрушение в их собственных обиталищах (сказка з). Сам Сатана
