следует войти в город. Приходилось поторапливаться, так как Ее императорское величество находилась в состоянии нервозного ожидания. Княгини быстро переоделись (София вспоминала, что на ней было тесно облегающее платье из розового с серебром муара — тяжелый, с разводами шелк крупного плетения), быстро поели (хотя Иоганна заявила, что слишком нервничает, чтобы проглотить хоть кусочек) и, выслав вперед курьеров, отбыли. На этот раз сани тянуло шестнадцать лошадей, так что оставшееся расстояние они покрыли за три часа. За пару миль до города их встретил лично камергер двора Ее императорского величества, который передал приветы от императрицы и великого князя и сообщил, что оба с нетерпением ждут встречи с ними.
Камергер занял переднее место в санях, откидной верх которых сдвинули назад, и путешественницы были наконец-то доставлены к дворцу Анненгоф[10], где расположилась резиденция двора. Минуя роскошный въезд, сани проследовали мимо апартаментов императрицы. Та вышла в маленький коридорчик со множеством окон, откуда могла кинуть взгляд на посетительниц, оставаясь невидимой. Выбирающихся из саней Иоганну и Софию приветствовал гофмаршал Брюммер с несколькими камергерами, гофмейстерами и офицерами охраны. Затем их провели в покои, где дамы избавились от верхней одежды. Когда Иоганна снимала головной убор, появился великий князь Петр и представил ей фельдмаршала князя Гессен-Гомбургского — адъютанта императрицы. Приближался момент встречи с самой императрицей, которая пригласила прибывших в свои апартаменты. «И мы отправились, — рассказывала потом Иоганна. — Никто не скрывал любопытства и того, что немецких дам разглядывают от макушки до пяток и от пяток до макушки. Ее величество сделала несколько шагов и оказалась в помещении, известном как примыкающая к спальне приемная. Я сняла перчатки, и она удостоила меня поцелуя, который я не могу назвать иначе чем нежный»{24}. Затем Иоганна поцеловала императрице руку, произнесла формальные слова благодарности за «блага, которые она излила намою семью», и попросила о дальнейшей защите «для себя, остальной семьи и ребенка, которого Ее величество удостоила чести вместе со мной присоединиться к ее двору»{25}. На Софию произвела огромное впечатление красота тридцатичетырехлетней Елизаветы и величавость ее осанки: «Императрица была крупной женщиной, несмотря на полноту ничуть не обезображенной своими размерами и не стесненной в движениях. Ее голова тоже была прекрасна»{26}. На ней был очень большой кринолин, надетый ради особого события под платье из серебряного муара, расшитого золотой тесьмой; в волосах красовалось черное перо и множество бриллиантов.
Императрица, поблагодарив Иоганну за ее слова, обратила внимательный и одобрительный взгляд на Софию. Она поцеловала ее, а затем повела обеих в свою спальню (это было не настолько личное помещение, как представляется теперь — дела часто совершались в спальнях). Там стояли кресла, но ни одна из дам не села. Иоганна говорит, что из-за необычайной оживленности разговора никто не вспомнил о креслах, а София напоминает, что раз не села императрица, никто другой сесть не мог. Во время разговора Елизавета на несколько минут покинула комнату. София решила, что она вышла отдать какие-то распоряжения, но Иоганна предпочла считать, что причина была романтической: «Впоследствии я поняла, что разглядев близко мое лицо, она заметила, насколько похожа я на своего брата, и не смогла сдержать слез; именно поэтому она и вышла»{27}.
Примерно через полчаса императрица решила, что Иоганна с Софией, должно быть, устали с дороги, и отпустила их. Этим вечером она не ужинала с ними, как и в последующие дни, так как был Великий пост, и набожная Елизавета воздерживалась от мяса, которое подали гостям. Однако великий князь был освобожден от соблюдения постов. Он часто делил стол с княгинями — или в их апартаментах, или в собственных. На первом ужине София сидела слева от великого князя, а граф Миних, гоф-интендант императрицы, с другой стороны от нее. Ее поразил тот факт, что он имел привычку очень медленно говорить с закрытыми глазами. Она запомнила, что у великого князя Петра длинное бледное лицо, прямой нос, твердый подбородок, довольно маленький для его возраста, и огромное количество нервной энергии. Во время ужина императрица незамеченной подошла к дверям, чтобы проверить первое впечатление, сложившееся у нее о гостях.
На следующий день императрица и великий князь прислали через гофмейстеров свои комплименты новоприбывшим. Как только дамы оделись, им были представлены лица, назначенные в их свиту. Сюда относились два камергера и два гофмейстера, четыре пажа и «не знаю сколько прочих — в общем, очень многочисленный двор»{28}. Им были представлены также и другие знатные персоны, а затем, около одиннадцати часов утра, прибыл князь Гессен-Гомбургский с приглашением присоединиться к императрице в ее апартаментах. «Этот день, — записала Иоганна, — был праздничным для великого князя. В передних толпилось множество людей, так что едва можно было протиснуться. На мне была тяжелая одежда, я устала с дороги, поэтому ко времени, когда я пробилась к Ее величеству, ноги подо мной подгибались»{29}. По этому случаю императрица наградила обеих, и Иоганну, и Софию, орденом Святой Екатерины. После того, как ленты и звезды оказались на местах, все они отправились навестить великого князя. Императрица, чью голову, шею и грудь украшали драгоценности и которая была одета в коричневое платье, расшитое серебром, вскоре покинула их, чтобы идти в церковь.
Княгини быстро освоились с придворной рутиной, ведя сравнительно тихую жизнь, так как был Великий пост: одевались к обеду в середине дня и встречались с различными придворными за вечерним кофе. Остаток послеполуденного времени проводился в одиночестве, а вечерами они посещали апартаменты великого князя Петра или он приходил к ним (в обоих случаях его сопровождали гофмейстерины и гофмейстеры). У императрицы много времени занимали молитвы. Елизавета была необычайно религиозной и во многом даже суеверной женщиной.
Софии приходилось очень быстро впитывать огромное количество информации, ибо она хотела выжить и преуспеть при русском дворе. Прежде всего она должна была выяснить, кто есть кто и чье расположение жизненно важно заслужить. Одним из самых могущественных людей был вице-канцлер Елизаветы граф Алексей Бестужев-Рюмин (часто называемый просто Бестужевым). Позднее София описывает его как человека, которого «определенно более опасались, чем любили… великого интригана, подозрительного, жесткого и беспринципного, иногда тираничного, беспощадного к врагам, но преданного друга»{30}. Бестужев не был сторонником Софии в качестве невесты для Петра — он предпочел бы девушку из австрийской или английской королевской семьи. Против Бестужева выступали придворные, поддерживавшие интересы Франции, Швеции и Пруссии. Их возглавляли маркиз де ла Шетарди и граф Лесток — лейб-хирург
