моих саней»{18}.
Примерно за милю до города основная часть партии попрощалась с седьмой категорией в списке Иоганны. Однако вице-губернатор и комендант, а также несколько офицеров сопровождали княгиню с дочерью до ужина, после чего сократившийся кортеж поспешил в ночь, на следующий день остановившись пообедать в Дерпте в Ливонии (современная Литва[9]), где им снова были оказаны все воинские почести.
Поздней ночью с пятницы на субботу путешественники прибыли в Нарву (современная Эстония), на несколько миль отстоящую от Финского залива. Улицы, по которым им предстояло проехать, были иллюминированы, но из-за позднего часа и усталости любознательные дамы не сумели как следует осмотреться. Они двинулись дальше в середине следующего дня, ехали всю ночь и прибыли в Санкт-Петербург под пушечные залпы в час дня 23 февраля, в краткие часы зимнего светового дня этого самого северного из городов.
Было бы ошибкой воображать Санкт-Петербург 1744 года таким же великолепным городом, каким он стал позже. Он еще строился — многие дома были лишь бревенчатыми хижинами, — хотя итальянский архитектор Доменико Трезини возвел уже Петропавловский собор, Летний дворец, Двенадцать коллегий и Биржу. Шпили Адмиралтейства и Петропавловского собора уже существовали, но не были еще позолочены. Большая часть города была деревянной, регулярно случались пожары — впрочем, как и наводнения. Вдоль Невы на запад от Адмиралтейства строились дома из дерева и камня для русской аристократии и видных иностранцев. Зимний дворец Елизаветы находился на месте, занимаемом им по настоящее время, хотя был меньше (и продувался насквозь), но пространство за ним, ставшее в конце концов Дворцовой площадью, было обычным полем. На деле большая часть Санкт-Петербурга все еще была необжитым пространством, кое-где — с волками и медведями. Тем не менее этот город на берегу Финского залива, население которого вдвое превышало население Берлина, произвел огромное впечатление на княгинь Ангальт- Цербстских.
Санкт-Петербург не был окончательной целью их поездки, так как двор время от времени пребывал в старой столице — Москве. Идея состояла в том, чтобы после краткой передышки в Петербурге принцессы отправились в Москву, где их ждали в феврале — к шестнадцатилетию великого князя Петра. Императрица велела нескольким придворным дамам сопровождать гостей в Москву, и четыре из них встречали прибывших у подножия лестницы Зимнего дворца, вместе с вице-губернатором князем Репниным и «тысячами»{19} (согласно Иоганне) других сановников различных рангов. Воспоминания Иоганны таковы, что можно простить любого, кто подумает, будто ее дочь выпала из саней где-то на маршруте:
«Граф подал мне руку; мне были предназначены покои великого князя. Когда я вышла из саней, меня приветствовали залпы пушек с Адмиралтейства… По прибытии в апартаменты мне представили сотни людей. Язык застывал от холода, но тем не менее мне приходилось отвечать на любезности. Обедала я одна с дамами и господами, приданными мне императрицей; обслуживали меня как королеву. Дамы пришли повидать меня вечером… На следующий день, который был вчера, я принимала приветствия священников и монахов. Целый день вокруг толпились люди. Я уже почти теряла сознание, когда вернулась во внутренние покои{20}».
После обеда Нарышкин организовал для гостей представление: у него была труппа из четырнадцати слонов, подаренных императрице Елизавете Надиром, шахом Персии. Их (и гостей, и животных) привели во двор Зимнего дворца, где слоны показывали различные цирковые трюки.
Княгини провели в Санкт-Петербурге более двух дней, в течение которых ряд придворных, не поддерживавших предполагаемого брака, сделал вялые попытки задержать их и не дать прибыть в Москву вовремя — ко дню рождения великого князя, что дискредитировало бы их в глазах императрицы. Иоганна была начеку. Узнав о заговоре от своего старого знакомого маркиза де ла Шетарди, она настояла на как можно более раннем отъезде в Москву. Отправление состоялось в ночь с пятого на шестое февраля.
На этот раз кортеж состоял из двадцати-тридцати саней. Смены лошадей ждали на каждой почтовой станции, где приезжим подавали также утренний кофе, обед или ужин и обеспечивали «всеми мыслимыми удобствами». На этом этапе путешествия Иоганна слегка пострадала, когда ночью длинные спальные сани задели задом за угол огибаемого дома. Ее описание события крайне драматично:
«Удар, полученный санями, привел к тому, что большой железный прут, который удерживал кожух и использовался для его откидывания, если вы желали остаться на открытом воздухе, упал внутрь. Этот прут потянул за собой меньший, который удерживал занавеску, заслонявшую от солнца. Оба прута рухнули мне прямо на голову. Удар разбудил меня; я попыталась выбраться из-под накидки. Тогда оба прута скатились мне на грудь и на руку. От страха и боли я едва могла дышать. Все, что я сумела сделать, — это растолкать дочь, которая спокойно спала рядом. На нее ничего не свалилось. Пока она кричала кучеру остановиться, я смогла высвободиться. Я думала, что ранена, но ран не оказалось — накидка защитила меня от удара в полную силу; иначе мне наверняка разбило бы голову, грудь и руку. Меня вынули из саней, растерли водкой, и я отделалась несколькими синяками»{21}.
Описание инцидента, сделанное дочерью, гораздо точнее:
«Когда мы покинули Петербург, сани, в которых ехала моя мать, ударились при повороте о дом, и железный крючок, прикрепленный к экипажу, упал ей на голову и плечо. Она кричала, что получила смертельные раны, хотя ничего не было видно — не было даже синяков. Инцидент задержал наше путешествие на несколько часов»{22}.
На деле Иоганна получила гораздо меньше ушибов, чем другие участники поездки. Одному из гренадеров охраны ударом о дом разбило нос и подбородок, а «одного из кучеров… сбросило с облучка; он упал на сержанта-квартирмейстера, пажей и скороходов, которые находились в передней части саней, и просто счастье, что никто ничего не сломал»{23}.
Несмотря на несчастный случай, конвой быстро продвигался вперед, и к четырем часам пополудни девятого февраля был уже в двадцати пяти милях от Москвы. В этом месте их встретил курьер, прибывший, чтобы проинструктировать Иоганну о том, как