эту фразу и перечитаем ее, делая ударение буквально на каждом слове. Здесь ключ к пониманию Марксова принципа единства цели. Добиться научной победы для партии для него значит решить главную стратегическую задачу — дать революционным легионам полную картину будущих социальных битв, генеральную программу действия. К этому он приходит и через повседневный опыт пролетарской борьбы, и синтезируя элементы, открытые предшествующей наукой. Так в единый узел связывается множество устремлений революционного вождя и великого мыслителя.
В доме ганноверского друга и застанут Маркса первые страницы уже набранного текста. «Сегодня, в день моего рождения, — напишет он старшей дочери, — я получил на просмотр первый лист (I тома «Капитала»). Боюсь, что книга получится, пожалуй, слишком большой»… А семь недель спустя он предпошлет «Капиталу» краткое вступительное слово, в котором еще раз присягнет на верность своим принципам, своей человеческой цельности.
— Я буду рад всякому суждению научной практики. Что касается предрассудков так называемого общественного мнения, которому я никогда не делал уступок, то моим девизом по-прежнему остаются слова великого флорентийца: «Следуй своей дорогой, и пусть люди говорят что угодно».
Целью его жизни было указать путь человечеству. Отсюда и Единство Цели, отсюда и подвиг всей жизни.
Ваше представление о счастье — БОРЬБА
Разве он не был счастлив в дружбе? Кто еще мог с такой безоглядной уверенностью и искренностью сказать о друге — alter ego — второе «я»! И встать стеной, бросить вызов, если вдруг грязная рука клеветника и интригана попытается замарать честь друга — он готов «вызвать на дуэль» завистливого себялюбца после клеветнических выпадов против Энгельса или встретиться «на ином поле», чтобы сорвать с него «лицемерную маску»…
Разве он не был счастлив в любви? Вспомним еще раз слова, обращенные к любимой после тысяч и тысяч дней совместной жизни: «Бесспорно, на свете много женщин, и некоторые из них прекрасны. Но где мне найти еще лицо, каждая черта, даже каждая морщинка которого пробуждали бы во мне самые сильные и прекрасные воспоминания моей жизни?»
Разве он не был счастлив в детях своих, беззаветно любивших его, беззаветно преданных его делу. Мы не раз еще встретимся с ними в нашем повествовании. Но здесь одно мимолетное свидетельство совсем стороннего человека — редактора американской газеты, наблюдавшего семейство Марксов сумеречным летним вечером на приморском пляже: «Это была восхитительная компания — около десяти человек — отец двух молодых женщин, счастливых своими детьми, и бабушка этих детей, полная жизнерадостности и женской безмятежности. Карл Маркс нисколько не уступает самому Виктору Гюго в искусстве быть дедушкой, но он счастливее…»
И тем не менее свое представление о счастье он связывает с понятием «Борьба». Это воспринимаешь как особое состояние его натуры, как дар самой природы. Еще в юные годы поэтического самовыражения он открывает для себя:
Не могу я жить в покое,
Если вся душа в огне.
Не могу я жить без боя
И без бури, в полусне…
Борьба… Здесь выражение жизненной воли, проявление характера, накал страстей. Но это вовсе не однозначное понятие. Можно бороться и за место под солнцем, а можно штурмовать небо, стремясь открыть солнце всем. Можно растратить силы, раздувая огонь домашнего очага, а можно возжечь Прометеев огонь. Именно Прометей вдохновляет своим подвигом молодого Маркса, переступающего порог святилища науки; именно он, «самый благородный и святой мученик в философском календаре», олицетворяет саму философию; именно его дерзкими словами бросает он вызов в прологе к диссертации тем «заячьим душам», что торжествуют в рутинной бездуховной сытости.
Да, этот сонный одряхлевший мир еще принадлежит филистерам. Чувство осознанной свободы, человеческого достоинства покинуло его вместе с греками, растворилось в обманчивом тумане христианского царства небесного. Надо пробудить его в сердцах честных людей. Надо разоблачить старый мир и «совершить положительную работу для образования нового мира». Он вдохновляет своих молодых современников: «Завидна участь — быть первыми среди тех, кто со свежими силами вступает в новую жизнь. Пусть это будет и нашим уделом».
И вот два воинствующих материалиста, только что соединенные узами поборничества, являются миру и устраивают «критический страшный суд» лжепророкам из «святого семейства», ставят перед обществом вопрос о необходимости заменить культ абстрактного человека наукой о действительных людях и их историческом развитии. Они напоминают, что уже в результате революционных катаклизмов минувшего века общественная мысль осознавала:
Великие кажутся нам великими лишь потому,
Что мы сами стоим на коленях.
Поднимемся!
Но чтобы подняться, реалистически выводят Маркс и Энгельс, «недостаточно сделать это в мысли, оставляя висеть над действительной, чувственной головой действительное, чувственное ярмо, которого не сбросишь с себя никакими идеями». Бесплодно, говорят они, борьбу с цепями и ярмом «превращать в битвы чистых идей».
Незадачливые апостолы ее святейшества Идеи, объявляющие себя единственными душеприказчиками «абсолютного духа», настойчиво проводят мысль о противоположности «духа» и «массы», «самообман», «бессодержательность» массы объявляют единственным противником торжества «мирового духа»: на массу, проявляющую свой заурядный «интерес» и «энтузиазм», возлагают ответственность за неудачи всех великих дел прежней истории — вот-де и во французской революции «интерес» потерпел неудачу из-за этого «энтузиазма», из-за того, что «идея» должна была довольствоваться «поверхностным пониманием себя». Но этой критической болтовне о противостоянии «духа» и «массы», «идеи» и «интереса», Маркс и Энгельс наносят удар своим конкретным анализом исторических процессов, своим пониманием диалектики единства борьбы противоположностей. Раскрывая сам характер предшествующей революции, они доказывают, что «интерес» никуда не улетучился.
«Интерес буржуазии в революции 1789 г., — говорят они, оперируя понятиями оппонентов, — далекий от того, чтобы быть «неудачным», все «выиграл» и имел «действительный успех», как бы впоследствии ни рассеялся дым «пафоса» и как бы ни увяли «энтузиастические» цветы, которыми он украсил свою колыбель. Этот интерес был так могуществен, что победоносно преодолел перо Марата, гильотину террористов, шпагу Наполеона, равно как и католицизм и чистокровность Бурбонов». И если говорить о неудачах революции, о неудовлетворении интереса массы, то объясняется это не ее «энтузиазмом», а тем, что «для самой многочисленной части массы, части, отличной от буржуазии, принцип революции не был ее действительным интересом, не был ее собственным революционным принципом». Будущие вожди пролетариата предсказывают, что вместе с основательностью исторического действия будет расти и объем массы, делом которой оно является. На пролетариат они возлагают историческую миссию — привести в исполнение приговор, который частная собственность, порождая пролетариат, выносит себе.
Одновременно с развертыванием битв на философском поприще за утверждение принципов нового мировоззрения Маркс
