Простите меня, господи, простите меня все. Я больше не могу, я хочу отсюда уйти. Я хочу уйти. Уйти.
Я затаила дыхание и, сделав шаг назад почувствовала пяткой край пирса. По телу бежал холод. Я слышала мысли. Они всегда звучали так же, как звук голоса – сильные мысли громко, слабые – тихо, сбивчивые – непонятно. Если человек стоял далеко, я мало что могла разобрать, если близко, слышала каждое слово. Сейчас чьи-то мысли звучали близко и сумбурно, метались в сомнениях и страхах. Все как обычно, все как у многих людей – только вот никого передо мной не было. Этот голос принадлежит давно умершему человеку. Умершему прямо здесь.
– Это будет не больно…
– Хватит, – прошептала я, сильнее отклоняясь назад, – замолчи, замолчи…
Но она не замолчала. От страха я перестала даже плакать, рывком достала телефон и включила фонарик – но длинный узкий пирс оставался пуст, на нем стоял только красный стул, валялся мой рюкзак и остатки разбросанной еды. Чужой мысленный голос говорил, он становился отчаяннее и увереннее.
Вдруг в свет фонаря на другом конце пирса показалась высокая фигура, она быстро шла прямо ко мне. Кровь бешено стучала в висках, голова закружилась, деревья вокруг меня показались не большими, а гигантскими, они нависали живыми грозными тенями, загородив небо. Пирс, нет, сама земля резко качнулась – женский голос перестал говорить и пронзительно закричал, я уронила телефон и спиной вперед полетела в воду.
Вздохнуть невозможно, я открываю глаза и вижу сквозь прозрачную водную преграду, как стремительно от меня отдаляется свет фонарика, исходящий из телефона, лежащего на самом краю пирса. Над водой появляется мужское лицо – всего одно, кажется, я его знаю, потом оно исчезает, я вижу, как в воду падает какой-то предмет. Я пытаюсь плыть, и, к моему удивлению, у меня получается. Рывок, ещё один, ещё – и я вырываюсь из водного плена, глубоко и жадно вдыхаю воздух.
– Лося, мать твою, ты что, сдурела?! – Ян с лицом белее мела стоит на краю пирса и орет, он босиком и раздет по пояс, его– куртка валяется на досках, футболка – в руках.
– Я…я…ты видел здесь кого-нибудь?
– Я видел, как ты стояла с фонарем, а потом вдруг просто рухнула в воду! Ты напугала меня до смерти!
Он поднял телефон и посветил мне прямо в лицо. Никаких голосов вокруг больше не было, только ржание Атома где-то вдалеке. Я зажмурилась и поплыла к берегу.
– Эй! Тапок мой вылови! – крикнул Ян, я обернулась и обнаружила, что рядом со мной и правда плавает его резиновый тапок.
Ян завернул меня в свою куртку, от нее сильно несло конюшней и табаком. Мы сидели прямо на земле около пирса, я обессиленно привалилась к дереву всем весом и тихо всхлипывала, до конца даже не осознавая почему. Голова невыносимо болела, словно её распирало изнутри. Я рассказала о голосе, который слышала, и Ян изо всех сил пытался меня заверить, что это просто следствие утомления, стресса и долгой ежедневной работы на солнце. Он сжимал мою руку, в которой была маленькая смешная стеклянная сова, и я видела по его сосредоточенному лицу, что он как может пытается ускорить процесс поглощения моего страха.
– Все, – сказал он. Я разжала ладонь и посмотрела на фигурку, затем прислушалась к себе – поглотившая меня паника не отступила до конца, её остаток все ещё больно вгрызался в мозг. – Сова маленькая, больше не влезает. Я думал, что мне придется справляться с небольшой обидой, и схватил, что первое под руку подвернулось. Потерпи, скоро ты и сама успокоишься.
– Та роза, – я внимательно посмотрела на Яна, желая увидеть, как изменится его лицо, – которая была на Амелии. Что в ней?
– Не думаю, что могу тебе сказать. Прости. Это чувства другого человека и… ну, ты понимаешь.
– Не просто другого, а чувства Амелии. Ещё бы, ты не можешь.
Ян немного отстранился и тоже посмотрел на меня. Я отвернулась и уставилась на воду.
– Лося, тебе действительно сейчас хочется думать об этом? Я никогда тебе не рассказывал о том, что знаю о чьих-то чувствах, потому что не имею на это морального права. И никогда раньше тебя это не волновало, – он немного помолчал, словно морально готовясь сказать то, что он сказал дальше. – Мы встречаемся уже пару недель, и она лучше, чем все привыкли думать. Я собирался тебе рассказать.
– Она просто красивая дура, Ян! Как ты только умудрился на это повестись!
– Ты судишь человека только по тому образу, который тебе внушили. Но спорить я не собираюсь, и тебе придется просто смириться, что она мне нравится по каким-то личным причинам, которые я не смогу объяснить.
– Я… я… – я вдруг всхлипнула и вытерла глаза рукавом его куртки. – Я не хочу тебя ни с кем делить, тем более с ней. Мне кажется, если у тебя появится настоящая девушка, не как остальные твои, одноразовые, я стану тебе не нужна. Родители развелись и занимаются своей жизнью, Кук уедет, у всех вокруг есть кто-то ближе или что-то важнее, чем я. Я, кажется, схожу с ума, Ян. Я плачу почти каждый день, любая мелочь кажется мне огромной трагедией! У меня нет никакой цели, меня радуют мелочи, красота мира, но не радует сама жизнь. Я думаю о смерти, не только о том, что я слышу, не об Алисе, а о своей смерти. Я представляю, прямо как все эти психи, которые меня раздражали, как падаю с лестницы, или тону, или просто умираю во сне. Я думаю о том, что будет с вами, когда вы узнаете, как пройдут похороны, какой станет ваша жизнь дальше. И я боюсь вашей боли, очень боюсь! Но не своей, понимаешь? И эти мысли, они думают себя сами, это не что-то, что я могу контролировать или остановить. Я не понимаю, зачем мне жить, когда каждый день слушаю мысли людей о смерти, страдаю от своей бесполезности, и знаю, что никто и никогда не полюбит меня такой. Все любят нормальных людей!
– Лося, ты нормальная, – Ян обнял меня. – Другая, но нормальная. Тебе просто нужно быть спокойнее, больше верить в себя, в силу своих решений и своего выбора. Ты же понимаешь, никто не может изменить твой мир, кроме тебя самой. И никто тебя не бросает, я же твой друг, и я здесь.
В ответ я только громко шмыгнула, размазывая по щекам слезы. В минуты, когда Ян говорил о силе, заключенной внутри
