По церковным канонам, венчание есть таинство, которое допускает лишь единобрачие и запрещает брак между близкими родственниками. Между тем, исключения из этих строгих правил в Ранней Византии существовали. Так, император Ираклий в первой половине VII века был женат на своей племяннице Мартине и «очень боялся, чтобы не обличили его архиереи в этом недостойном деле» (Антиох Стратиг, 64).
Связь брака и смерти (как философский топос) была установлена еще в Античности. Свадьба — это могила для прежней жизни и страстей. «Брак и смерть для людей одинаково предельные события… кроме того, и обстановка вокруг новобрачного и вокруг покойника одинаковая: шествие друзей и подруг, цветы…» (Артемидор. Онейрокритика, II, 49; II, 65). Брак, как и смерть, — «путь печальный, но неизбежный».
Целомудренный брак возвращает жениха и невесту к утраченной чистоте. Этого, конечно, нельзя сказать о чувственном браке, основанном на похоти. Христианская семья возникает прежде всего для деторождения, чем и оправдывает свою грешную половую жизнь. Любовь же к собственно сексуальному акту — есть разврат.
Учение о христианском браке восходит к апостолу Павлу (1 Кор.). Различные моральные аспекты христианского брака рассматриваются в огромном количестве сочинений святоотеческой литературы.
В сочинении «О девстве, или О подвижничестве», приписывавшемся св. Афанасию Александрийскому, говорится о важной роли брака, но идеалом все же считается девство. Египетский авва Арсений учил: «Когда дева живет в доме отца своего, то многие хотят посвататься к ней. Но когда она выходит замуж, она не всем уже нравится: некоторые ее вообще не замечают, другие хвалят, но она имеет не такую честь, как прежде, когда была скрыта от глаз людских» (Великий патерик, II, 16).
В одной из проповедей на Евангелие от Матфея Иоанн Златоуст замечает, что на земле нет большего счастья, чем быть мужем и отцом, и нет большего утешения при смерти, чем остающиеся дети. Он говорит, что полноценными христианами могут быть не одни только монахи и что жить истинно христианской жизнью возможно и в браке. Тем не менее и в его системе ценностей воздержание предпочтительнее брака.
Христианский брак как институт в целом сложился в древнеримском обществе до Миланского эдикта, ставшего важным шагом на пути превращения христианства в официальную религию империи. Впоследствии его принципы изменялись мало.
Возрастом вступления в брак для девушки Дигесты называют 12 лет, Эклога (VIII век) — 13 лет, для юноши — 15 лет. Обручение было возможно с 7 лет.
Иоанн Златоуст тщетно пытался бороться с практиковавшимися на свадьбах обычаями откровенно языческого характера. По античной традиции невесту с непокрытой головой вели через весь город к дому ее будущего мужа. Исполняемые при этом сопровождающими песни и танцы имели недвусмысленно эротический подтекст и самый непристойный характер. В процессии шли специально приглашенные проститутки. Против подобного нечестия Иоанн Златоуст разражается в одной из своих константинопольских проповедей: «Разве брак — это театр? Брак — это таинство, образ отношений Христа и Его церкви!.. Зачем вообще нужны танцы? Танцуют язычники на своих мистериях, у нас же все должно проходить в благопристойной тишине».
Тем не менее античные традиции были еще очень живучими. Современники Златоуста, в том числе христиане, просто не могли представить свадьбу без освященных веками плясок и песен. Свадьба без такого рода веселья не считалась состоявшейся.
Точно так же прежние обычаи сопровождали рождение ребенка и уход из жизни. Чтобы выбрать имя, зажигали несколько факелов, на которых писали предполагаемые имена; имя с факела, который догорал последним, давали ребенку. Часто новорожденного называли по имени кого-то из покойных родственников. Вопреки этим обычаям Иоанн Златоуст настаивает, чтобы дети получали имена в честь праведников, мучеников, святых епископов или апостолов подобно тому, как сам он был назван в честь апостола Иоанна.
Развиваемая Иоанном концепция брака была нацелена на укрепление христианской семьи в противовес влияниям свободных нравов большого города. Его целью было создание новой формы внутригородской социальной ячейки, базой для которой должна была стать христианская семья. Концепция христианской семьи как подобия монастыря — центральная для его пасторской мысли.
В проповедях Иоанн часто дает советы, каким образом следует вести образцовое домашнее хозяйство. Усилия супругов должны быть объединенными, мужу при этом принадлежит первенство в решении всех вопросов вне семьи. Жена же несет попечение о доме и детях и служит ему опорой и поддержкой. В одежде и украшениях, особенно в благовониях и косметике, она должна соблюдать сдержанность. Супругам предписывалось держать в спальне возле супружеского ложа копилку для милостыни и складывать в нее сэкономленные за день деньги. Подобный сбор милостыни, по мнению Иоанна Златоуста, есть столь же действенное средство против лукавого, как и повешенное на стену Евангелие.
Весьма показательна следующая реплика архиепископа: «Кто из вас, находясь дома, берет в руки христианскую книгу? Никто не может этого сказать о себе. Игральные кости можно найти у весьма многих, а книги нет ни у кого, или у немногих… Да и приобретают книги не для пользы, а для того, чтобы выказать этим свое богатство и похвастать!» (Иоанн Златоуст. Беседы на Евангелие от св. ап. Иоанна Богослова, XXXII, 3).
Женщины могут и должны быть благочестивее мужей, полагает Иоанн Златоуст, «так как они по большей части привязаны к домашним занятиям» (там же, LXI, 3). Ссылка же на то, что и дома много повседневных забот, святителем не принимается: «Жена, сидя дома, как бы в некоем училище любомудрия, и, сосредоточив в себе свои мысли, имеет возможность заниматься и молитвой, и чтением, и другими делами любомудрия… Жена, находясь всегда дома, постоянно может наслаждаться тишиной… Жена участвует с мужем и в трапезе, и в ложе, и в рождении детей, и в делах явных, и тайных;…она во всем ему предана и соединена с ним так, как тело соединено с головой» (там же).
В историографии часто отмечается, что Иоанн Златоуст и другие отцы церкви своими установками способствовали принижению значения женщины в семье по сравнению с дохристианскими временами. Между тем следует сказать, что во второй половине IV века в ранневизантийском обществе влияние женщин — и в первую очередь аскетически живущих — начинает расти.
«Женщина имеет великую силу, как для добродетели, так и для порока», — говорит Иоанн Златоуст и дает целую программу целенаправленного воздействия жены на мужа в деле его христианского воспитания. Одновременно здесь мы видим, по сути, идеал замужней женщины-христианки и ее гендерного поведения. «Когда он увидит, что ты не злонравна, не расточительна, не любишь украшений, не требуешь излишних денежных доходов, но довольствуешься тем, что есть — в этом случае он непременно послушает твоих советов… Если же надобно что-нибудь делать для угождения мужу, то нужно душу украшать, а не тело наряжать и погублять. Не столько золото, которым ты украшаешься, сделает тебя любезной и приятной для него, сколько целомудрие и ласковость к нему, и готовность умереть за своего супруга…
