приличия, а после такого нетактичного вопроса Альберт и вовсе уйдет, не слова не проронив. Она приготовилась извиняться за свое любопытство, но Дейли опередил ее слова.
– Глаза открылись, – посмеялся он, не собираясь никуда уходить и не держа обиды за череду личных вопросов, – В вашей структуре есть иерархия, в нашей тоже. Эдмунд, скажем так, президент Соединенных Штатов вампиров. Он не лучший их представитель, был ужасным человеком и после смерти не изменился. Он нами манипулировал, пытался сделать из нас личных помощников, давал нам гадкие задания. Мы ушли от него, но он нас не отпустил и не простил. Я бы не хотел, чтобы ты его когда-нибудь увидела.
– Мне жаль, что так вышло, – сочувственно прошептала Юля, – Ты ведь доверял ему.
– Я не испытывал к нему никаких теплых чувств, – честно признался Альберт, – а вот по Джеку это в свое время очень ударило. Но Женя смогла вернуть его прежнее состояние и даже усовершенствовала модель.
– Усовершенствовала! – повторила младшая Трубецкая и расхохоталась, – Ты останешься на ужин сегодня? – успокоившись, спросила она.
– Если ты приглашаешь, останусь с радостью, – улыбнулся Альберт и одним глотком выпил свой чай.
– Я тебя приглашаю, – кокетливо ответила юная красавица.
Солнце мягко припекало оранжевые маленькие цветочки, что росли вопреки всяческим усилиям садовника перед домом Дейли. Скрывая половину лица под огромными черными очками, Дэниэл сидел на скамейке в ожидании. Он разглядывал асфальт, переминал пальцы на руках, закидывал правую ногу на левую, затем наоборот, и так без конца, пока на крыльце дома не образовалась фигура Ольги. Он быстро поднялся, поправил рукава рубашки и подал руку, коротко обозначив:
– Выглядишь чудесно.
– Куда мы едем? – сдерживая энтузиазм, спросила Ольга.
– На пляж.
– Туда, где много людей, – недовольно хмыкнула Трубецкая и села в машину.
– Нет, – смутился Дэн и скоро добавил, видимо, считая не лишними пояснения,– там никого нет.
Когда оба пассажира были пристегнуты, мотор ревел, и маршрут был построен, машина двинулась в выбранном направлении, полная неловкого молчания и напускной важности двух молодых людей.
– Зачем ты пришел на бал? – спустя несколько пересеченных кварталов поинтересовалась Ольга, даже не повернув голову в сторону Дэниэла.
Дейли бросил на нее свой тяжелый взгляд, принял немой посыл и ответил, рассматривая происходящее на дороге, при этом щедро сдобрив интонацию хладнокровием и безразличием:
– Женя попросила оценить, насколько правдоподобно ей удалось отобразить эпоху.
– Оценил? – взбив рукой волосы, спросила Ольга, – По школе от одного до десяти.
– Семь. Но если считать вальс, – Дэниэл улыбнулся, слегка закатив глаза, – то одиннадцать. А какую оценку дашь ты? – спросил Дейли, как бы приглашая вступить в начавшуюся игру.
Эмоциональное состояние Ольги не позволило ей принять приглашение, и от этого ответ ее прозвучал злее ,чем она предполагала:
– Если не считать вальс, то десять.
Снова в машине к двум молодым людям присоединилось неловкое молчание.
– Может, ты хочешь меня спросить о чем-то? – предположил Дэниэл, поворачивая на каменистую дорогу, ведущую прямо к берегу.
– Я и так знаю все о вас. Что ты можешь мне рассказать? – раздраженно произнесла Трубецкая.
К счастью, машина прибыла в пункт назначения, и у Дэниэла появилась пара минут, чтобы придумать, как он будет парировать. Он повернул ключ зажигания, вышел из машины и открыл дверь Ольге, помогая встать с пассажирского кресла. Как только дверь автомобиля открылась, легкий поток свежего бриза прикоснулся к ее лицу, приглашая войти в открытое пространство. Ольга сделала шаг ближе к волнам и встала так, чтобы ветер дул ей в лицо, она заглатывала морской воздух глубоко в легкие, но этого казалось мало, чтобы впитать в себя все, что так великодушно предложила сейчас природа. Дэниэл позволил ей простоять так в тишине около пяти минут, все это время он стоял смирно, не шевелясь, а только смотрел на ее закрытые глаза, украшенные пышными темными ресницами, впитывая свежесть и живость ее лица. Ольга открыла глаза, вернувшись в реальность, сняла надоевшие ей балетки и босиком пошла вдоль берега, взглядом позвав Дэниэла с собой.
– И что же ты знаешь, кроме возможных особенностей моего питания? – улыбаясь, возобновил он прерванный разговор.
Ольга недолго подумала, нахмурив брови и насупив нос, вдруг какая-то мысль, проходившая стройным рядом со всеми остальными ее идеями, невероятно развеселила Трубецкую, и та сейчас же решила поделиться ею со своим спутником. Ольга ловким движением босых ножек опередила Дэниэла, встала перед ним, и, сложив пальцы правой руки пистолетом и приставив ипровизированное оружие к груди Дейли, выпалила, улыбаясь и смеясь:
– Пуф! Серебром в сердце – и ты мертв.
Этот каламбур привел ее в настоящий восторг, она радостно смотрела на Дэниэла и ждала ответной улыбки, но лицо его стало еще более каменным , чем обычно.
– Я тоже знаю, как тебя убить, – прошептал Дэниэл, убирая своей рукой ее руку, становясь еще ближе, слегка наклонившись, он прислонил свой лоб к ее лбу.
– Как? – еле слышно вымолвила растерявшаяся Ольга, не поднимая глаз, но и не отстраняясь.
– Вот так, – шепотом ответил Дэниэл, притянув маленькое тело Ольги к своей груди, так что ее губы оказались в считанных миллиметрах от его.
– Ты быстр, силен, вероятно, стар. Сколько тебе? – прищурившись, спросила Трубецкая.
–Уже достаточно, – многозначительно ответил Дейли.
Ольга начала наугад перечеслять века.
– Двадцатый век? Девятнадцатый? Восемнадцатый?
Дэниэл ухмыльнулся, вздохнул и, подняв глаза к небу, словно вспоминая что-то давно забытое, сказал:
– 1791.
Ольга сочувственно покачала головой и прочитала строки, которые пришли ей на .
– Ужасно стариком быть без седин,
Он равных не находит. За толпою…
– Идет, хоть с ней не делится душою
И все, что чувствует, он чувствует один, – завершил Дэн и добавил печально, – Я ему говорил, не печатай эти стихи.
Ольга ошеломленно взглянула на спутника:
– Кому? Ты говорил с Михаилом Лермонтовым? И советовал ему печатать или не печатать стихи? Подожди, что ты делал в России? Кто учил тебя русскому? – вопросы сыпались из ее рта, как снег с неба в первые дни января.
– Я жил в России с 1812 по 1840, иногда, конечно, уезжал, но в основном в России. Я даже на похороны его не смог приехать, – Дэниэл говорил вкрадчиво, стараясь не упустить важные детали и удовлетворить любопытство своей спутницы,– После сороковых я еще приезжал, часто приглашался в гости теми, кого ты так неустанно цитируешь. Не только Джек в нашей семье такой начитанный, хотя, без сомнений, он всегда был вхож в литературные круги любого века, а для меня они не представляли никакого интереса.
– Почему ты не говорил, что знаешь русский язык?
– Я знаю семнадцать языков, не думал,
