Я хотел что-то сказать, но вместо этого громко икнул, на что Данила весело рассмеялся:
– Ну, это, все, один готов! – проговорил он сквозь смех, – так. Так, ты еще на ногах, и это значит, что?
По его вопросительной интонации и взгляду в упор стало понятно – это был вопрос. Я открыл рот, но вместо слов оттуда снова вырвался громкий «Ик». Я даже пошатнулся, на мгновение потеряв равновесие.
– Правильно! – воскликнул мой собеседник… собутыльник, – это значит, что нужно выпить исщо!
Мужчина резво подскочил на ноги, наливая в откуда ни возьмись взявшийся стакан высокоградусное пойло. «Какого черта он двигается так быстро?» – успело промелькнуть у меня в голове. Если так подумать, то все вокруг словно ускорилось… либо я замедлился.
– Држи, – я опять же, не понимал, это я перестал правильно усваивать речь, или же на Данилу тоже подействовал алкоголь?
Еще я осознал, что ничего не соображаю. Я как болванчик кивнул и взял в руки стакан. Панк же с шумом выдохнул, принося к губам горлышко бутылки. Но глотнуть ему не дал кот… кошка… я запутался…
Кошка-кот с шипением прыгнула на него, расплескивая виски на пол. Панк не растерялся и тут же перехватил питомца свободной от бутылки рукой. Кот все шипел и царапался.
– Чего этова он… – кое-как я смог собрать мысли у себя в голове и преобразовать в речь.
– Да не нравится ему, это, что пью я… вот и шипит вечно…
Он снова попытался отхлебнуть из бутылки, удерживая брыкающегося кота. Животное же еще больше взбесилось: начало царапать ему лицо.
– Да все, все! Не пью я! – Данила с недовольной миной на лице поставил бутылку на стол, – видишь?
Кот все еще шипел, на что мужчина с умилением произнес:
– Оооуу, ты так забтишься и любишь меня… все лицо мне расцарапал, хоррррроший мой. Любишь мня, да?
Вместо ответа кот с еще большим остервенением полоснул его когтем по переносице.
– И я тебя лблю, сладкий мой, – с улюлюканьем прошептал он коту.
– Н… не похоже на любовь… ему просто походу запах не нравится… ну… от виски, – все еще еле шевеля языком, сказал я.
Данила поудобнее и покрепче перехватил кота, чтобы тот не смог его нормально атаковать и ответил:
– Знай, уэто любовь… с ней рррядом амуррр крыльями машет. Знай уэто любовь, сердце не прячь – амуррр не промажет.
– Ну… что-то далеко не похоже на любовь….
Панк поднял на меня глаза, отвлекаясь от своего питомца. И посмотрел еще так, то ли с презрением, то ли с насмешкой. Ну не хорошо, одним словом.
– Дурак ты, Борислав, классику не знаешь.
– Меня не Борислав зовут, а… – я на секунду реально запнулся, вспоминая, – а Богдан. И почему дурак?
Панк не ответил, лишь с разочарованием выдохнул:
– Ладно, че стоять без дела. Наливай еще.
Я, опять же, как послушный болванчик, кивнул и потянулся за бутылкой. В руке у меня все еще был опустошенный стакан. Кое-как, расплескивая большую часть на пол, я таки налил себе виски, протягивая бутылку обратно.
– Ну, куда мне, – Данила кивнул на бесновавшегося кота, – хотя…
Он подошел ближе, вытягивая голову:
– Лей. – сказал он, широко открывая рот.
– Че, прям лить?
Я поднес бутылку к его рту, буквально вливая в него виски. Коту это не понравилось. Он вцепился когтями ему в грудь, обиженно мяукнул и вырвался из рук мужчины, убегая вглубь комнаты. Данила закашлялся, хватаясь за грудь. Мне же алкоголь настолько ударил в голову, что я начал заваливаться вперед, падая и теперь уже совершенно точно ничего не соображая.
– Эй, а ну пркрасчай, – Данила подхватил меня под руки, не давая упасть, – всего три стопочки облагородили, а ты уже это… того. Я только-только нашел с кем выпить, а ты уже меня, это, покидаешь. Не хрошо это. Давай, пркращай. Одному с Кошкой мне невыносимо грустно.
Я едва улавливал его слова, но даже в таком состоянии слышал скрываемую за ними грусть. Панк встряхнул меня за плечи, не давая полностью отключиться.
– Все. Тебе больше не наливаю. Пока что. О! Слышишь? Хорошая песня.
Он аккуратно скинул меня в кресло, а сам начал танцевать. Неуклюже, дергано, но зато от души. Он даже каким-то образом сумел приманить обиженного кота, беря его за лапки. Так, согнувшись в три погибели, он улыбался и танцевал с двухвостым котом по кличке Кошка. И выглядел абсолютно счастливым. Я как-то неосознанно тоже заулыбался. Будучи всегда у себя под землей, я ни разу не видел счастливых людей. Они улыбались, может даже смеялись, но глаза их были пустыми. Пустыми и потухшими. Даже глаза моего отца никогда так не светились как у этого странного человека, танцующего с котом. И я вдруг понял, что из всех людей, которых я знал, только этот панк-мастер ржавых отходов был по-настоящему счастлив. Может не всегда, но в эту конкретную секунду точно, что уже хорошо. Люди разучились быть счастливыми хотя бы на мгновенье. Просто живут, носят за собой свое тело, но никто не живет по-настоящему. А он, живя на помойке Поверхности, ненавидимый всеми, живя одиноко в компании одной лишь Кошки, все равно умудряется быть счастливым. Так если есть еще такие люди, возможно с нашей планетой не все кончено?
Когда Данила устал танцевать, он плюхнулся на пол, пытаясь отдышаться. Улыбка все еще не сходила с его лица:
– Хорошо сейчас все, – сказал он и кивнул самому себя, будто подтверждая свои слова, – это первый раз, когда нам с Кошкой так весело. Обычно мы, это, одни тут… всегда. А сегодня вот – ты тут с нами, Богдан. И уже как-то веселей…
Он замолчал, а улыбка его медленно сползла с лица. Брови собрались вместе, взгляд потупился в пол. Он задумался. Или что-то вспомнил. Это продлилось недолго, и он вскоре сам же прервал свои думы:
– Ну щас-же ты тут, да? Вставай. Буду показывать тебе всякое.
Он вскочил на ноги и в упор посмотрел на меня. Я поначалу даже не понял ничего.
– Ну, че сидишь, пшли, показывать тебе буду. Ракету свою.
– Чево? – я все еще не мог раздуплиться и понять, что от меня хочет человек напротив.
Он недовольно цокнул языком и потянул меня за руку, таща куда-то за собой.
– Какую, блин, еще ракету? Ты че?
– Да щас сам все увидишь. Перебирай ногами только. И не падай.
Мы буквально вывалились на улицу. Яркий свет ударил в глаза, привыкшие к темноте, заставляя морщиться. Я еле успевал за Данилой, спотыкаясь о собственные ноги. Потом мы остановились. Что-то пикнуло, звякнуло, лязгнуло, и вот – меня опять потащили. Я был очень пьян, поэтому ни черта не понимал, где я, кто я. Мы снова остановились. Сначала стало приятно для глаз темно, потом с треском на потолке начали включаться лампы.
– Хгде мы? – шатаясь, спросил я.