— И не сосчитать, — поддакнула Норма. — Детей мы любим.
— Частенько Кошачье кладбище для них — первая встреча сосмертью, — продолжал Джад. — Одно дело — телевидение. Дети понимают, что тамвсе понарошку или как, например, в старых вестернах, что у нас в кинотеатре посубботам крутят. Люди — хвать за грудь или живот и валятся наземь. А то, что нанашем холме — вот оно, можно потрогать, куда убедительнее, чем телевидение иликино, вместе взятые.
Луис кивнул. ВЫ БЫ ЖЕНЕ МОЕЙ РАССКАЗАЛИ.
— Некоторых, правда, почти не задевает, во всяком случае, полицам не скажешь. Зато другие как редкую марку или монетку берегутвоспоминания. Возвращаются к ним. Мучаются. Но все потом проходит. Правда, коеу кого… Норма, ты помнишь сынишку Холлоуэев?
Старушка кивнула. В стакане у нее постукивали кубики льда.Очки висели на цепочке на груди. Проходящий грузовик резанул светом фар, ицепочка сверкнула серебром.
— Его мучили кошмары… Мертвецы, восстающие из могил, и томуподобное. Потом у него умерла собака — отраву какую-то съела, так все решили,верно, Джад?
— Да, люди говорили вроде так. Это в двадцать пятом было.Билли и десяти лет не сравнялось. Вырос, в политику ударился, захотел сенаторомстать. В Конгрессе свою кандидатуру выставлял, да голосов недобрал. Это еще докорейской войны было.
— Так вот, он с друзьями решил похоронить собаку, —вспоминала Норма. — Беспородная она, так родители противились из-за егокошмаров. Но все образовалось. Двое ребят постарше даже гроб сколотили, верно,Джад?
Джад кивнул, отпил ледяного чаю.
— Звали их Дин и Дана Холл. Вот они с Билли дружили. И ещеодин паренек, не помню уж, как звали, кажется, из семьи Бауи. Они еще недалекоот Центральной магистрали жили в старом доме Броккетов. Помнишь, Норма?
— Да! Да! — воскликнула та, словно речь шла о вчерашнем дне.— Точно, кто-то из Бауи. То ли Алан, то ли Берт.
— А уж не Кендал ли? — подсказал Джад. — Помню, они всеспорили, кому нести гроб. Хотелось всем, а гроб-то маленький, двоим-то нечегоделать. Дана с Дином, помню, говорили, что раз они гроб мастерили, им и нести,а еще потому, что они близнецы, вроде больше подходят. Билли возразил: они,мол, собаку плохо знали, а нести должны только самые близкие друзья, а непросто плотники… — Джад с Нормой рассмеялись. Луис лишь сдержанно улыбнулся.
— Чуть не подрались ребята. И тут Менди Холлоуэй, сестраБилли, притащила четвертый том Британской Энциклопедии, — продолжал Джад. — Ееотец был единственным врачом окрест и единственным, кто мог позволить себетакое издание.
— У них и электричество в доме у первых появилось, —вставила Норма.
— В общем, так: летит восьмилетняя кроха, мчится со всехног, никакие тормоза не удержат, юбчонка — парусом. И в руках — толстеннаякнига. А Билли и малыш Бауи — все-таки, наверное, Кендал, он еще потом в 1942-мразбился в тренировочном полете в Пенсаколе — так вот, они чуть не подрались сблизнецами Холл, и все из-за того, кому нести разнесчастного пса на кладбище!
Луис невольно улыбнулся, а потом и вовсе засмеялся.Тягостное, напряженное состояние после ссоры с Рейчел проходило.
— «Погодите! Погодите! Посмотрите в книге!» — это имкроха-то кричит. Ишь, чертовка…
— Опять, Джад? — Норма укоризненно посмотрела на мужа.
— Прости, дорогая. Увлекаюсь и за рассказом не замечаю, тыже знаешь.
— Боюсь, знаю слишком хорошо.
— И, представляете, малышка открывает том прямо на словеПОХОРОНЫ. Там, значит, изображена королева Виктория, как ее провожают впоследний путь, и у гроба с каждого боку человек по сорок пристроилось.Некоторые корячатся, несут, а остальные, знаете, во всяких там стародавнихнарядах стоят, как рысаки на ипподроме, ждут, когда старт дадут. А Менди иговорит: «В похоронах важной особы может участвовать любое количество людей.Так в книге написано».
— И все разрешилось? — спросил Луис.
— Представьте себе, да! К ним еще человек двадцатьприсоединилось — чем не королевские похороны, разве что одеты все попроще.Менди там за главную: построила всех, каждому по цветку сунула, кому одуванчик,кому маргаритку, кому — венерин башмачок. И повела. Вот кому в политику-тонадо. Бьюсь об заклад, Менди в Конгресс США запросто бы попала. — Джадусмехнулся, покачал головой. — И знаете, у Билли с тех пор все кошмарыкончились. Погоревал он о собаке, а жизнь-то свое берет, все проходит. Так же иу нас, у взрослых.
Луису сразу вспомнилась истерика жены.
— У Элли тоже пройдет. — Норма вздохнула, уселась поудобнее.— Вы, небось, думаете, мы только о смерти и разговариваем. Мы с Джадом ещепоскрипим маленько, накаркивать смерть не собираемся…
— Да Бог с вами! — не удержался Луис.
— …Но все же приятно, что мы с Беззубой на «ты». Теперьпочему-то не говорят о смерти, то ли стыдятся, то ли боятся. Даже по телевизорупохорон не показывают, может, опасаются детям навредить, они ведь впечатлительные.И гробы сейчас на похоронах уже закрыты, ни увидеть покойника в последний раз,ни попрощаться толком. Словно людям хочется поскорее забыть об умершем.Странно. Зато по телевизору чего только не насмотришься, особенно по этому,кабельному. — Джад откашлялся, взглянул на Норму. — То, что раньше стыдилисьпоказывать, теперь на всеобщее обозрение выставляют. Занятно, как из поколенияв поколение меняются взгляды.
— Вы правы, — кивнул Луис.
— Ну, мы-то с Нормой — осколки старых времен, — едва ли невиновато сказал Джад. — Тогда к смерти спокойнее относились. Помню, после войныэпидемия лихорадки пронеслась, ни малых детей, ни беременных — никого нещадила. Теперь доктора ровно чародеи: махнут волшебной палочкой, и болезни какне бывало. Во времена нашей с Нормой молодости, если у человека рак, почитай,он к смерти приговорен. В двадцатые годы ведь облучением не лечили. Скольких стой поры смерть унесла. — Он помолчал, потом заговорил снова: — Смерть намдругом, а не врагом была. У моего брата Пита в девятьсот двенадцатом аппендицитлопнул и гной растекся внутри — в президентах у нас Тафт, кажется, ходил. Абыло Питу четырнадцать лет, и лучше него в городе бейсболиста не сыскать. Внаши дни, чтоб смерть понять, в колледже не надо было учиться. Смерть всегдарядом. Заглянет в дом, посидит за столом, иной раз даже за задницу ущипнет —помни, мол!
Сейчас Норма не стала корить мужа за грубое слово, лишьмолча кивнула.
Луис встал, потянулся.
— Пора домой. Завтра трудный день.
— Да, завертится у вас карусель, что и говорить. — Джад тожеподнялся. Видя, что и Норма пытается приподняться, помог ей. Сморщившись отболи, она встала.
