Хилли повадилась приходить ко мне с ночевкой. Все-таки два одеяла грели куда лучше одного, да и наши тела, прижатые друг к другу, тоже работали дополнительным отоплением.
Я снова начала ходить к Брай: подошла пора собирать корни и грибы. Последние не только для отваров: травница весьма уважала грибные супы, да и вообще неплохая белковая прибавка к рациону. Я с ней в этом вопросе была полностью солидарна, к тому же, упражнения, наклоны и приседания помогали тренировать ногу, а тяжелая корзинка и мелкая моторика с ножом — попеременно — руку.
Зато к вечеру все тело гудело так, что не разогнуться.
Постоянные тренировки и использование резерва сделали своё дело. Я уже почти не задумываясь ощущала степень наполненности и яркости шара в груди и ювелирно отмеряла порции магии для заклинаний. Сейчас резерв был практически полон. Операции я закончила еще на прошлой неделе, и, как заметила мать-настоятельница, — чтоб ее глазастость повылазила! — выглядела уже почти нормально. Теперь главное — продолжать тренировки, и постепенно отвыкать от привычки волочить ногу и прижимать руку под грудью. Со здоровыми конечностями это выглядело вдвойне странно.
Хилли прижалась к моему боку теснее, подсознательно ища тепла.
Одеяло, выданное пансионом, только теоретически называлось шерстяным: в нем было столько дыр и заплаток, что скорее его следовало назвать кружевным. И грело оно соответствующе. Дополнительных вещей нам не выдавали, будь то одежда или предметы обихода, так что приходилось все годы обучения терпеть, мерзнуть и закаляться.
Ну, хоть платья меняли в соответствии с ростом. Но то, скорее, из соображений приличия: выше щиколотки юбки не положены как леди, так и — тем более! — монашкам. Обувь выдавали неохотно, и размера на два больше, чем нужно. На вырост. Так что за эти десять лет у меня сменилось всего три пары. Нынешняя мне уже поджимала пальцы — надеюсь, в ближайшее время выдадут новую. Хорошо хоть зимы в Рионе не холодные и короткие. Даже снег бывает редко, а так — около двух-трёх днем, а по ночам подмораживает до инея. Так что одной парой вполне можно обойтись круглый год, только носки потеплее.
Повертевшись и так и эдак, я поняла, что мне нужно в туалет. Вставать в негостеприимный холод не хотелось, но и заснуть так не получалось. Пошарив рукой, я нащупала вязаную шаль — очередной дар Брай. Хоть и поизносившаяся порядком, она отлично грела, уж точно лучше одеял. Жаль, что узенькая, всего сантиметров тридцать в ширину, почти шарфик, а то я ей бы и укрывалась.
Замотавшись в шаль по самые уши, я выползла в холодный и темный коридор. Не, я так далеко не уйду. Все же надо свечку зажечь. Вернувшись в комнату, я взяла с тумбочки подсвечник и, крадучись, снова вышла. Зажгла огонек от горевшей в коридоре лампады — как раз на такие случаи — и пошла по своим делам.
Отсутствовала я недолго, минут пятнадцать. В тишине спящего пансиона в какой-то момент мне почудился протяжный скрип. По замёрзшей и без того спине пробежали мурашки: только призраков мне не хватало.
Вернувшись в келью, я поставила свечку на стол, но не задула.
Это за меня сделал сквозняк.
Насторожившись, я оглядела комнату. В отличие от коридора, тонувшего в темноте, кроме крохотного уголка с лампадой, комната, хоть и скудно, освещалась луной. Даже без дополнительного огонька было видно, что окно приоткрыто. Рама прилегала неплотно, и я всегда закрывала ее с усилием, еще и натыкала травы в щели, чтобы не дуло. Под моими ногами сухо хрустнуло сено.
Неужели Хилли стало душно, и она решила проветрить? Сомневаюсь.
Осторожно, на цыпочках, я прокралась к окну. Крючок, сцеплявший рамы, был откинут, и створка чуть поскрипывала, движимая сквозняком. В саду под окнами мне почудилось движение, и я поспешно прижалась к стене, уходя из зоны видимости.
— Хилли, ты спишь? — прошептала я, подозревая дурное. Подруга не ответила.
Я шагнула к кровати, преодолевая внутреннее сопротивление, уже догадываясь, что там увижу, и страстно желая оттянуть этот момент.
На жутковатое мгновение мне показалось, что это я лежу на постели, откинув голову на подушку и обнажив беззащитное горло. Шею, будто тугое коралловое ожерелье, перечеркивала поперёк алая полоса. Крови вытекло немного… Скорее, ее задушили чем-то вроде проволоки, нежели перерезали горло, механически отметил врач где-то глубоко внутри.
Дрожащей рукой проверила пульс. Конечно же нету. Тронула сканирующим заклинанием мозг и сразу свернула. Поздно. Реанимации не подлежит.
Меня-принцессу трясло от ужаса.
На ее месте могла быть я.
Минуточку!.. От внезапного озарения меня зазнобило так, что застучали зубы.
На ее месте и в самом деле должна была быть я. Это моя спальня! Мы обе пепельные блондинки, оттенок в темноте особо не различишь. Если кто-то не знает нас лично, а действовал по описанию или фотографии, которые в этом мире пока еще отвратительного качества и черно-белые, вполне мог нас перепутать, даже при свете, а уж в темноте и говорить нечего.
Меня хотели убить.
Мысль с трудом укладывалась в голове.
Кто? Зачем?..
Кому могла помешать калека из пансиона?
Калека-принцесса, потенциальная претендентка на трон, поправила сама себя я. Паззл сложился неожиданно быстро.
Похоже, Ригна все же написала королю о чудесном исцелении.
А письмо настоятельницы с радостной вестью о моем выздоровлении наверняка не всех во дворце обрадовало. И первыми кандидатами в заказчики, что пришли мне в голову, были, собственно, мои родители. Сестра вряд ли в шестнадцать лет готова нанять убийцу, чтобы избавиться от соперницы в борьбе за престол.
Хотя не исключаю и такую вероятность.
Я не в курсе тонкостей политической ситуации в мире и столице. Газеты конечно давали представление о новинках в мире моды или законодательства, но все эти подводные течения и стремнины дворцовой жизни оставались в тени.
Визиты богато одетой пары в детскую вспоминались смутно, одно письмо в год с подарком и подачкой тоже не говорит о такой уж всепоглощающей любви. Они даже не приехали ни разу. А учитывая положение ущербных в местном обществе, мое выздоровление могло их и не порадовать.
Главная задача принцессы — удачно и выгодно выйти замуж. А кто возьмёт в жены бывшую калеку? Толку от меня не будет, а слухи пойдут. Пока что мое существование не то чтобы секрет — все делают вид, что меня нет и не было, как местные ученицы. Если бы я тихо ушла в монастырь, все вздохнули бы с облегчением: набожная принцесса куда лучше инвалида.
А если я буду всем мозолить глаза? Так и у сестры могут быть проблемы с замужеством: кто захочет в жены девушку из семьи с подпорченным здоровьем? А значит, не будет наследников, или ее муж начнёт диктовать условия королевской семье.
Настоятельница ведь точно не писала им о проснувшейся магии. Даже не знаю, к добру ли, что я утаила эту часть моего чудесного исцеления… Может, калека-маг пришёлся бы моим родителям больше по сердцу?
