В одном из своих трудов я показал, что высшие расы не в состоянии навязать свою цивилизацию низшим. Перебирая одно за другим самые сильные средства воздействия, какими располагают европейцы, – воспитание, учреждения и верования – я доказал абсолютную недостаточность этих средств воздействия для того, чтобы изменить социальное состояние низших народов. Я пытался также установить, что поскольку элементы какой-нибудь цивилизации соответствуют известному, вполне определенному душевному складу, созданному долгим воздействием наследственности, то было бы невозможно переменить их, не изменив одновременно душевного склада, из которого они возникают. Одни только века, а не завоеватели, могут выполнить подобный труд. Я показал также, что только через целый ряд последовательных этапов, аналогичных тем, через которые переходили варвары, разрушители греко-римской цивилизации, народ может подниматься по лестнице цивилизации. Если посредством воспитания стараются избавить его от таких этапов, то этим разрушают только его нравственность и умственные способности и в конце концов низводят его до гораздо низшего уровня, чем тот, какого он достиг сам.
Лебон ставит вопрос о полуобразованности, которая может оказываться хуже необразованности. Известно, как часто вундеркинды, показывая небывалые успехи в науках в юные годы, становятся вполне средними и тривиальными в зрелом возрасте. Во многом такая полуобразованность связана не столько с недостаточной выработкой характера при слишком раннем развитии, сколько с тем, что не проделывается работа, позволяющая понять, когда твои успехи обязаны тебе, а когда – счастливым обстоятельствам. Баловень начинает думать, что он сам всего достиг, хотя его раннее развитие обязано только обстоятельствам, потому становится высокомерным, самонадеянным и скучным. Современная психология описывает это как «эффект Даннинга-Крюгера»: самонадеянность людей, испытавших ранний успех и думающих, что после этого они могут принимать безошибочные решения и чем угодно управлять, никого не слушая.
Аргументация, применимая к низшим расам, вполне приложима и к высшим. Если принципы, изложенные в этом труде, верны, то мы должны утверждать, что и высшие расы не могут резко изменить своей цивилизации. Им тоже нужны время и последовательные этапы. Если иногда кажется, что какой-нибудь высший народ принял верования, учреждения, язык и искусство, совершенно отличные от тех, какие были у его предков, то в действительности это возможно только после того, как он их медленно и глубоко изменил с тем, чтобы привести в соответствие со своим душевным складом.
Очевидно, что история противоречит на каждой странице только что высказанному положению. Там можно очень часто видеть, что народы меняют элементы своей цивилизации, принимают новые религии, новые языки, новые учреждения. Одни оставляют свои многовековые верования, чтобы перейти в христианство, буддизм или ислам; другие преобразовывают свой язык; третьи, наконец, коренным образом изменяют свои учреждения и искусство. Даже кажется, что достаточно какого-нибудь завоевателя, или апостола, или даже простого каприза, чтобы очень легко производить подобные перемены.
Но, рассказывая нам про эти резкие перевороты, история исполняет только обычное свое дело: создавать и распространять в продолжение многих лет заблуждения.
Когда изучаешь ближе все эти мнимые перемены, то замечаешь скоро, что легко меняются только названия вещей, между тем как сущности, скрывающиеся за этими словами, продолжают жить и изменяются только крайне медленно.
Обычно то явление, о котором говорит Лебон, определяют как «двоеверие» (когда народ, принимая новую религию, сохраняет ценностно и в обыденной практике верность старой вере) или «двоемыслие» и «двуязычие» (когда принятие нового официального языка не подрывает позиций прежнего языка, он все равно воспринимается как более родной), а также как «бытовой консерватизм» или «система традиционных социальных установок».
Чтобы убедиться в этом и показать, вместе с тем, как за похожими названиями совершается медленное развитие вещей, пришлось бы изучить элементы каждой цивилизации у различных народов, т. е. написать совершенно новую их историю. К этой трудной работе я уже приступал во многих томах и не намерен ее здесь возобновлять. Оставляя в стороне бесчисленные элементы, из которых образуется цивилизация, я выберу только один из них – искусство.
Многие тома – его «История арабской цивилизации» и «История цивилизаций Индии» – многотомные издания.
Однако прежде, чем приступить (в особой главе) к изучению эволюции, совершаемой искусством при переходе от одного народа к другому, я скажу несколько слов об изменениях, испытываемых остальными элементами цивилизации, с тем чтобы показать, что законы, приложимые к одному из этих элементов, приложимы также ко всем остальным, и что если искусство народов находится в связи с известным душевным складом, то и язык, учреждения, верования и т. д. находятся в такой же взаимной зависимости и, следовательно, не могут круто меняться и переходить от одного народа к другому.
Эта теория может казаться парадоксальной, поскольку она касается религиозных верований, и однако в истории именно этих верований можно найти лучшие примеры, чтобы доказать, что народу так же невозможно круто изменить элементы своей цивилизации, как индивиду изменить свой рост или цвет своих глаз.
Без сомнения, всякому известно, что все великие религии, браманизм, буддизм, христианство, ислам, вызвали массовые обращения среди целых рас, которые формально сразу их приняли; но когда углубляешься немного в изучение этих обращений, то сразу можно заметить, что если и переменили что-нибудь народы, то только название своей старой религии, а не самую религию; что в действительности принятые верования подверглись изменениям, необходимым для того, чтобы примкнуть к старым верованиям, которым они пришли на смену и по отношению к которым были только простым продолжением.
Изменения, испытываемые верованиями при переходе от одного народа к другому, часто бывают даже столь значительны, что вновь принятая религия не имеет никакого видимого родства с той, название которой она сохраняет.
