разных местах рассказы о таинственной стране, где царит мир да любовь, но не особо верил подобным россказням, считая это всего лишь выдумкой, сказкой, сложенной кем-то. А вот сейчас ему подумалось, наверняка существует эта страна, поскольку, если есть мир, где царствует зло, то обязательно должен быть и другой, куда попадает лишь человек праведный, несущий в душе своей свет Господень.
Он и не заметил, как солнышко склонилось к кромке темного леса, опоясывающего город, и близился вечер, а вслед за тем вспыхнула тревога, что вчерашние люди могут вновь заявиться за ним и потащить на расправу к приказному, а то и впрямь исполнят свою угрозу и отправят его в прорубь, как то обещали. От таких дум ему сделалось вдруг не по себе. Он несколько раз прошелся по дому, соображая, как лучше поступить, и решил, не испытывая больше судьбу и пока светло, пойти под защиту воеводы и там заручиться его поддержкой. Он быстро собрался, сообщил жене о своем решении, которое та одобрила, перекрестив его, и отправился в сторону видневшихся на вершине городского холма княжеских хором.
* * *
Василий Иванович Хилков, узнав о приходе протопопа, велел провести его в свои покои, где они с женой обычно принимали гостей. Аввакум рассказал о том, как расправился с приказным владыки, который посмел прийти в храм и там командовать. Когда Аввакум начал рассказывать, как хлестал того ремнем по обнаженным ягодицам, то воевода громко захохотал, а княгиня прикрыла лицо ладошкой, пытаясь удержать смех.
— Тебя бы, батюшка, ко мне в съезжую избу дознания и правеж проводить, а то мой заплечных дел мастер робок больно. Никак не пойму, то ли ему посулы обещают, чтоб строго не наказывал, то ли стар совсем стал, но только толку с него в последнее время совсем мало. Может, пойдешь под мое начало?
— Побойся Бога, Василий Иванович, — махнула в сторону мужа тонкой ручкой супруга. — Грех-то какой — предлагать этакое… Неужто у тебя и в самом деле в людях нехватка?
— Людишки есть, да толковых мало. А протопоп наш в самый раз подошел бы. На него только глянешь — и уже во всем сознаться хочется. — И воевода в очередной раз громко захохотал.
Аввакум молчал, не зная что ответить, и хотя не по душе ему были подобные слова, но спорить с воеводой совсем не входило в его планы, а потому он ответил неопределенно:
— Господь знает, кого наказать, а кого миловать. На каждого грешника плеть не припасешь. Решается все в мире этом не нашим умом, а Божьим судом. Истинно говорю! Вот случай был такой у нас в селе, когда я там еще диаконом служил. Баба одна вместе с полюбовником своим решила мужа своего извести. Знала она отравы разные и зелья, да и подсыпала в еду ему чего-то такое, этакое. Ждет его вечером с отравой своей наготове. А тот долго с поля не возвращался, а когда в дом зашел, то застал в гостях соседа своего, с которым женушка его любовь водила…
Воевода и княгиня внимательно, с полуулыбкой на лицах слушали рассказ и заинтересованно ждали продолжения, ожидая, что их поздний гость наверняка расскажет им что-то необычное. Слуга внес восковые свечи, поставил их на стол и, зорко глянув на Аввакума, вышел. Протопопу показалось, что он где-то видел его, не иначе как в толпе, которая на прошлой неделе набросилась на него во время ссоры со слепым. Но Аввакум решил, что здесь, в княжеских покоях, он находится в полной безопасности, и спокойно продолжил рассказ:
— Вот, значит, баба та, как мужа увидела, так испужалась, извиняться начала перед ним, объяснять, будто сосед просто зашел по делу какому-то там. Муж ее выслушал, сел за стол и, как ни в чем не бывало, велел ужин подавать. Та с испугу еду с зельем, намешанным им, и поставила.
Только вдруг слышит мужик, как со двора его зовет кто-то. Он из-за стола встал, на улицу вышел. Смотрит, странник какой-то незнакомый, весь из себя седой, опершись на палку, стоит и его спрашивает: «Ты такой-то есть?»
Мужик отвечает, мол, да я и есть. Тогда странник и говорит, что идет он из соседней деревни, где брат мужика живет, который звал его приехать на крестины сына новорожденного.
Ну, мужик, знамо дело, поблагодарил и в дом старика-странника приглашает. А тот отнекивается, что идти ему дальше надо. Сколько мужик его ни звал, только зря все. Ушел тот, несмотря на уговоры.
Мужик обратно в дом вернулся, а там сосед его на полу лежит, и у него пена изо рта так и валит. Хрипит из последних сил и ногами сучит, бормочет чего-то. Хозяин наклонился и слышит, как тот шепчет, что баба его отравить хотела, а миски с дуру перепутала и другому поставила. Тот и съел, не подумав, а теперь вот окочурился от рук полюбовницы своей. Так он у мужика на руках и умер. Баба в слезы, мужу призналась во всем. Узнали об этом власти местные, забрали ее в приказ, осудили. Мужик один остался.
Аввакум заметил, что князь с княгиней слушают его с огромным вниманием, а княгиня даже чуть приоткрыла рот, и по ее лицу волной пробегал страх от услышанного — она порой слегка вздрагивала всем телом и закрывала в испуге глаза и быстро крестилась, и вновь застывала в напряженной позе. Воевода же, наоборот, слушал с чуть заметной ухмылкой, время от времени поглядывал на жену, словно хотел у нее что-то спросить, но не желал это делать при постороннем.
— И что же? — спросил он, когда Аввакум закончил свой рассказ. — Так мужик и остался один жить?
— Сколько-то пожил, а потом иную жену нашел. Но дело-то вот в чем! Когда он к брату своему после всего случившегося приехал, рассказал про странника, который к нему приходил, то тот удивился донельзя. Мол, никому он ничего не наказывал, и в доме у него никаких странников давным-давно не бывало, а жена у него родить должна не раньше как через месяц.
Думали они, гадали и решили, не иначе как то ангел-покровитель в обличье странника явился к мужику и от верной смерти его спас. Такое вот дело вышло. Истину говорю, Господь знает, когда кого и за что наказать.
Аввакум на какое-то время замолчал, а воевода усмехнулся и, глядя на княгиню, спросил:
— Что скажешь, душа моя, занятная история?
— Жену жалко, — чуть подумав, отвечала та, —
