Тем не менее Аймон Флерийский был не лишен профессиональной добросовестности. Он не пожелал игнорировать множество положительных свидетельств, на которые наткнулся, даже если это несколько нарушило цельность созданного им портрета. Поэтому под конец он добавил один важный оттенок:
Однако она не была злодейкой во всех отношениях. Она с уважением почитала церкви Бога и Его святых, каковые построили предшественники, а сама строила новые, благочестиво и в большом количестве [следует список основанных ей заведений, где Аймон отмечает особое почитание королевой святого Мартина — Прим. авт.] Строения, которые она так прочно возвела, можно видеть и поныне, и они столь многочисленны, что кажется почти невероятным, как одна женщина могла воздвигнуть столько, и не только в Австразии и в Бургундии, где царствовала, но и во всех областях Франции.
Ему осталось только отметить, что на царствование Брунгильды в Галлии пришелся великий век святости, когда спасения во славе удостоилось множество епископов и аббатов. Читатели могли делать из этого выводы, какие хотели.
Короче говоря, первый автор, сумевший воссоздать историю Брунгильды, уже не знал, что думать: данные источников и выводы предшественников как будто противоречили друг другу. Но в феодальной Франции королева, строящая церкви, вызывала симпатии. Поэтому чуть позже 1025 г. монастырь святого Мартина в Отёне вспомнил о своей основательнице. Сочиняя одно житие, монахи, населявшие отныне обитель, напомнили, что Брунгильда когда-то сделала в пользу заведения огромный земельный дар. Но прежде всего они подчеркнули, что Григорий Великий направлял письма, поставившие монастырь под защиту. А в XI в., когда эталоном служил Клюни, не было ничего ценнее папских привилегий. Поскольку оригинальные документы сгорели во время набега арабов на Отён в 725 г., ссылка на «Регистр Григория Великого» дала обители святого Мартина Отёнского престиж неоспоримой древности и надежду на юридическую защиту владений.
Рассказ монахов святого Мартина, хоть и не лишенный искусности, тем не менее вызывает улыбку. Чрезмерно широко толкуя «Деяния епископов Оксерских», они дошли до утверждения, что Сиагрий Отёнский был братом Брунгильды, а Дезидерий Отёнский — ее племянником. Но иногда монахи бывали правы, а именно — отмечая, что монастырь святой Марии тоже был построен королевой. Как тогда понять описание могилы Брунгильды, сделанное ими? По их словам, королева воздвигла в церкви святого Мартина «мавзолей»; этот монумент имел мраморные колонны, украшенную кровлю и мозаичный декор. Эта картина, относительно точная, могла бы относиться к гробнице представителя высшей элиты поздней античности; ближайший аналог — мавзолей императрицы Галлы Плацидии в Равенне. Может быть, в XI в. в Отёне еще можно было видеть гробницу Брунгильды — пустой монумент, поскольку Хлотарь II проследил, чтобы никакого праха туда не поместили? Еще надо бы понять, почему это строение находилось в церкви святого Мартина, а не святого Германа, где королева просила себя похоронить. Возможно, монахи святого Мартина, ясно не уточняющие, в каком состоянии гробница находилась в их эпоху, просто были наделены достаточно богатым воображением.
С течением времени постепенная победа григорианской реформы и стремление некоторых французских церквей вспомнить о древних истоках способствовали реабилитации Брунгильды. Как основательница монастырей и корреспондентка папы-реформатора королева вновь стала респектабельной. Когда в 1250-х гг. монах Примат из Сен-Дени получил от Людовика Святого повеление составить на местном наречии «Большие французские хроники», в этом первом памятнике национального сознания он решил рассказать и о Брунгильде. В целом описание ее царствования опирается у него на рассказ монаха Аймона, который Примат, облегчая себе задачу, часто пересказывал дословно. Но угол зрения был изменен, чтобы сделать образ Брунгильды приемлемым для читателя XIII в. Достаточно привести заключение, написанное сочным языком:
Так сгинула королева Брунгильда, женщина привычная и ловкая в умерщвлении своих близких. Едва они гибли, она захватывала их сокровищницы и владения. Власть и процветание в миру, каковыми она пользовалась вволю, внушили ей гордыню, каковой она превосходила всех прочих женщин. Однако она была не во всем столь разнузданна, поскольку оказывала великое почтение церквам святых мужей и жен.
Явная варварка, но вполне христианка, Брунгильда, несмотря на неоднозначность образа, могла войти в длинный ряд королев Франции.
Выработка героической формы
Однако королевой Франции Брунгильда стала только на бывшей галльской почве. В Северо-восточной Европе ее образ подвергся другим трансформациям, возникшим на основе представлений об эпическом персонаже каролингской эпохи.
Неизвестно когда, но приключения Brunehilde слились с приключениями других героев эпопей. Оказавшись в этом литературном материале, королева стала современницей Аттилы и Теодориха Великого. Никто не знает, в каком виде ходил этот рассказ, письменном или устном, но первая редакция появилась самое раннее в 1160–1170 гг. Сегодня этот текст утрачен, но сохранилась переработка, датируемая самым началом XIII в. Речь идет о «Niebelungenlied» («Песни о Нибелунгах»), к которой примыкает более короткая поэма под названием «Плач».
Эта история, очень запутанная, начинается с появления героя по имени Зигфрид. Приключения, которые он испытал, сделали его обладателем сказочного сокровища и волшебного плаща, позволяющего стать невидимым; кровь дракона, убитого им, наделила его также «роговой» кожей, обеспечивающей ему неуязвимость, кроме как в одной точке тела. Зигфрид направляется в Вормсское королевство бургундов, король которого Гунтер попросил его о помощи. В самом деле, тот пытается добиться руки королевы Исландии Брюнхильды (Brunhild), девы, наделенной сверхчеловеческой силой, которая подвергает претендентов на брак с ней непреодолимым испытаниям. Зигфрид соглашается оказать ему поддержку в обмен на руку Кримхильды, сестры Гунтера. После многих приключений Зигфриду и Гунтеру удается покорить Брюнхильду, но за счет хитрости: под видом короля бургундов действует герой. Вернувшись в Вормс, Гунтер женится на Брюнхильде, а Зигфрид получает Кримхильду. Все шло бы как нельзя лучше, если бы невестки не поспорили о том, какое место кому из них причитается. В пылу спора Кримхильда открывает Брюнхильде, что та на самом деле была побеждена Зигфридом, а не Гунтером. После этого королева пытается отомстить с неуверенного одобрения мужа и при активной помощи Хагена, вассала. Последнему удается узнать, где находится уязвимое место Зигфрида: во время охоты он убивает героя и присваивает его сокровищницу.
После этого безутешная Кримхильда клянется отомстить и повторно выходит замуж — за короля гуннов Этцеля (Аттилу). Через десять лет она приглашает Гунтера и его бургундских рыцарей к гуннскому двору. Только Хаген чувствует недоброе, но ему не удается предотвратить поездку. Впрочем, Этцель ничего не знает о злобе, которую таит жена. Он с большой учтивостью принимает Гунтера и представляет ему Дитриха, живущего при его дворе. Однако Кримхильде вскоре удается спровоцировать сражение, и Этцель вынужден биться с гостями, укрывшимися в большом зале его дворца. Бургунды, несмотря на малочисленность, наносят урон противнику. Лишь вмешательство Дитриха спасает гуннов. В последней битве Гунтер и оба его брата гибнут. Хаген попадает в плен, но, поскольку он отказывается открыть, где спрятал клад Зигфрида, Кримхильда лично умерщвляет его. Возмущенный этим поступком, вассал Дитриха убивает королеву. Этцелю остается лишь долго оплакивать свои несчастья, тогда как Дитрих в печали возвращается в Италию.
