Свидетели сменяли друг друга у барьера, и каждый выливал целые ушаты желчи и помоев. Мод Кларк была вся в белом, с презрительно искривленным ртом. Ее братья тоже обвиняли отца и вдохновенно описывали горестную жизнь Джойс Кларк. Потупив взор, Букш поведал о виденном и слышанном. Кэтлин Фулхэм - девочка с пепельным лицом в тени огромной шляпы. На миг Августе даже померещилась одна из тех брайтонских проказниц: плетеная будочка, черные чулки с приставшим песком, тяжелые белые платья и голени... А затем вдруг - безжизненные голени куклы в украшенных красным войлоком молескиновых ботинках, которые все качались и качались; вывернутые внутрь ступни, грубо остриженные ножницами волосы. Кукла висела на корсетном шнурке. Висела она высоко, а шнурок был коротким.
* * *
— Мой отец тоже сидел в зале и не пропустил ни одного заседания. Он говорил, что это было весьма драматично, хотя все знали, что сюрпризов, скорее всего, не будет. Вина казалась столь явной!.. Но заметьте, без писем миссис Фулхэм доказать ее было почти невозможно. Ну, или скажем так, трудно.
— А показания свидетелей?
— Разумеется. Мой отец всегда говорил, что самыми ужасными были показания малышки Фулхэм. Судья вначале спросил, хорошо ли она понимает, какие тяжелые последствия может повлечь за собой преднамеренная ложь, и настойчиво повторил свой вопрос. Но, описывая ту ночь, в которую умер ее отец, девочка не лгала... На вопрос о том, почему она сначала рассказала все мисс Роксане и мисс Вивиане, малышка дала вполне правдопобный ответ: едва зашла речь о смерти отца, она тут же заявила, что мать лжет - отец вовсе не просил Кларка позаботиться о его родных. Тогда две пожилые учительницы расспросили малышку подробнее. Все было очень логично.
— А ее саму?.. Миссис Фулхэм... Вы ее не помните?
— Нет, что вы, я был слишком маленьким. ..Нов описаниях отца она всегда представала как... живая... Она сидела там же, где и вы... Всегда на одном месте, в огромных шляпах с розово-табачной вуалью... Платья тоже были табачно-розовые...
— А пряжка с изумрудом?.. Она по-прежнему в вашей семье?
Лицо доктора помрачнело.
— Я вам не рассказывал?.. Моя сестра, ее муж и трое детей погибли во время восстания 1946 года...[249]Их дом разграбили...
— Простите. ..Яне знала...
— Ничего страшного...
Затем они переводят разговор на другие темы - как, например, Европа, куда скоро возвращается Хемлок.
* * *
— Почему ты не ешь, Эдвард?
Инспектор Эдвард Смит рассеянно вертел ложкой в тарелке с маллигатони.
— Суп сегодня очень вкусный, - холодно заявила миссис Смит, не сводя с мужа глаз.
— Гм... Аппетита нет... Жара...
Супруга презрительно и слегка раздраженно щелкнула языком. Смит вздохнул. «Маллигатони такой острый, что перебивает любой вкус... Недаром миссис Фулхэм говорила... С этими женщинами всегда держи ухо востро... Моя уж точно добротой не отличается... Какая гадость... Маллигатони, священная индийская стряпня, очень острая, да уж... Проглотишь что угодно, и не заметишь...»
— Дело передали в Верховный суд Аллахабада, - сказал он.
— Да ты что?.. Жаль... Жаль, что не сможем ходить на заседания. Как бы то ни было, она меняется не по дням, а по часам.
И это была правда. Сначала волосы выпадали понемногу, но вскоре начали лезть целыми пучками. Августа попросила, чтобы их остригли, но в ответ услышала лишь неопределенное согласие. Без ножниц она не могла сделать это сама, и каждый день, целыми днями, на плечи, колени и пол осыпались длинные каштановые пряди. Августа плакала и подбирала их, но все спутывалось и покрывалось пылью. Она решила больше не расчесываться, но от этого стало еще хуже: волосы сбивались в колтуны, похожие на гнезда, слипались в комья, напоминавшие огромных коричневатых пауков. Зёркала ей не давали, но, беспрерывно, с маниакальным упорством ощупывая череп, Августа убеждалась, что жестокое облысение прогрессирует.
Терзаемая ненасытным голодом, она жадно глотала жуткую тюремную баланду. Толстел не только живот, где порой шевелился зародыш, но и все тело - так раздувается от воды губка.
Аллахабадская тюрьма сильно отличалась от агрской, хотя обе и были крепостями. По запутанным коридорам, вестибюлям, залам, галереям, проходам и террасам, внезапно приводившим к башням, в которых взмывали ввысь винтообразные ступени с загадочными лабиринтами в глубине, вы попадали на каменную площадку с маленькой лестницей на крышу. Эта лестница напомнила Августе чердак, хотя взбираться было гораздо труднее, поскольку высота ступеней превышала их ширину, а проход был чересчур узким. Дверь обита гвоздями величиной с орех, в виде цветочных венчиков, площадь камеры - всего лишь несколько квадратных футов, но в забранное толстенной решеткой отверстие лился свет, причудливо отражаясь белеными стенами цвета розового шанкра со следами от раздавленных паразитов. Красная стена перерезала безудержный небесный ультрамарин и рассекала надвое беседку справа: Августа могла рассмотреть лишь одну ее колонночку. В окно проникал ночной холод, и порой слышалось уханье совы, приманиваемой светом из караульных помещений. Опорожняемый времени от времени thunder-box, соломенный тюфяк да тонкое одеяльце - вот и вся обстановка, на которую могла рассчитывать британская подданная.
Согласно правилам приличия, миссис Фулхэм должны были охранять не солдаты, а специально назначенная тюремщица. Миссис Флоренс Грей была евразийкой. Почти карлица, со смугловатой кожей, в странной, не то церковной, не то военной униформе, она размахивала связкой огромных ключей, казавшейся утрированным цирковым реквизитом - наподобие клоунских приспособлений. Миссис Грей весьма оживленно жестикулировала и отличалась говорливостью. Августу отвлекала ее болтовня, хотя выбор тем был весьма ограничен и сводился к выпадению прямой кишки, которым страдал супруг миссис Грей - тоже метис, а по профессии таможенник. Пару раз она тайком проносила фрукты - это одолжение, вероятно, повлекло за собой неприятности, так как в один прекрасный день миссис Грей окончательно заменили на миссис Джэксон - англичанку с незапоминающейся внешностью, если не считать ее стоп, толстых и громоздких, слово утюги. Англиканский священник с ароматом кофе изо рта пришел побеседовать с Августой о Боге, но, отказавшись от роли невинной жертвы, она шокировала преподобного отца такими речами:
— И все из-за какой-то горстки мышьяка... Столько шума из-за капельки яда... Из-за горсточки мышьяка... Взгляните: у меня выпали волосы... Словно я сама приняла мышьяк...
