нами. Многие считают спорными утверждения о том, что советская разведка на несколько лет ускорила создание «атомного щита»… Уже после того, как наша бомба была испытана, на одной из встреч Курчатов очень тепло отозвался о ваших разведчиках. Оказывается, ему постоянно в Кремле передавали всю добытую вами информацию, но он просто не имел права об этом говорить. И на работе его вдруг как бы осеняло то или иное решение, а мы уже начинали его воплощать в жизнь. Если бы не вы с вашими людьми, – сказал Александров, – то вообще неизвестно, когда наша бомба была бы испытана.
– Спасибо вам за эти слова, а то после реабилитации мало кто вообще узнает…
– И вам спасибо, что вы не задавали мне вопросы об аварии на Чернобыльской АЭС. Хочу, чтобы вы знали: и боги ошибаются, тогда что же говорить о простых смертных… Однако, когда случаются такие трагедии, они меняют всю последующую жизнь этого человека. И это правда. Думаю, что такая же история случилась и с вами. Я бы посоветовал вам написать книгу… своих воспоминаний. Поверьте, она очень даже будет для всех полезной. Пусть люди узнают правду про все то, что касалось вашей деятельности и того, как мы добились этого атомного паритета.
И они тепло распрощались.
Воспоминания: Дача Судоплатова
– А теперь, Федор Степанович, мне нужно будет отъехать ненадолго, а вы сможете пока почитать… Еда в холодильнике, а к вечеру еще подвезу. Так что ни в чем себе не отказывайте.
Судоплатов делает несколько шагов к лестнице на второй этаж и обращается к курсантам через закрытую дверь:
– Учиться сегодня кто-то еще собирается?
Дверь спальни отворилась, и курсанты предстали перед генералами в отглаженных формах.
– А вы, случайно, не к потомкам профессора Казакова собрались? – задал неожиданный вопрос Судоплатову Павел.
Генерал от неожиданности застыл.
– У нас сегодня библиотечный день. Я мог бы сам к ним съездить. Там у него внучка, мы могли бы с ней быстрее найти общий язык…
И тут же получил удар в бок от Ольги.
– Коллега, разговор идет о важной операции, а вы не понятно о чем думаете в это время… – произнесла она.
– А пожалуй, что ты, Кирилл, прав. Искать знаете что?
– Могу предположить… – сказала Ольга.
– Дерзай, проверим тебя на сообразительность… – тут же отреагировал на ее вопрос Кирилл.
– Я так понимаю, что вам нужна фотография любимого ученика профессора Казакова, который потом и работал у него в специальной лаборатории ядов. Угадала?
– Федор Степанович, а внучка-то твоя та еще штучка, – улыбаясь, подвел итог Судоплатов.
– Плохого товара не держим… Только по шоссе не гоните, ребята, шибко, а с меня тогда…
– …баня, – добавил Кирилл.
– Баня так баня… – согласился генерал Мальцев.
– Ты, Павел Анатольевич, видел где-нибудь такое, чтобы курсанты генералами командовали? – заключил диалог Мальцев.
Когда Кирилл с Ольгой уехали, Судоплатов подошел к Мальцеву, который закрывал ворота.
– А как ты смотришь, Федор Степанович, на то, чтобы нам рыбки половить? Весна, мотыля я уже приготовил…
И Судоплатов повел Мальцева показывать свои рыболовные снасти для зимней рыбалки.
Дача профессора Казакова
– Добрый день! – начал Кирилл.
– Позвольте вас побеспокоить? – вторила ему Ольга, держа в руках торт и вручая его престарелой хозяйке древней дачи.
– Не иначе как Господь к нам в дом странников привел. Вы первые за последние пятьдесят лет, как арестовали Игнатия Николаевича. И с тех пор все перестали к нам приходить. Я, – тут она не сдержалась, промокнула выступившую слезу, – так и не понимаю до сих пор, за что именно он был арестован и расстрелян. Он комара никогда в жизни не убил, поймает и выпустит, а тут… Он же пользу государству приносил. Разрабатывал теорию и практику, дай бог памяти, «лизатотерапии»… Это какая-то особая методика омоложения организма. К нему ведь всегда очередь была партийных и советских работников. А тут мне соседка газету принесла, что Игнатушка мой кого-то там нечаянно отравил, чуть не писателя Максима Горького… А впрочем, проходите, что на пороге-то стоять. Вы сами-то с какой целью приехали? Для его учеников вроде молоды…
– Мы ищем как раз его учеников… Хотим вечер встречи сделать, – сказала в ответ Ольга.
– Дело хорошее, да вот только чем я-то смогу вам помочь. Памяти уже совсем не осталось. Вы присаживайтесь к столу, а цветы мы в вазочку поставим.
– Вас ведь Мария Борисовна зовут? – продолжала беседу Ольга.
– Да! Мария Борисовна Болгарская. Это я по мужу уже стала Казакова. Он меня сюда из Болгарии привез.
– Мария Борисовна, а кто-нибудь до нас интересовался фотографиями учеников профессора Казакова? – спросил уже Кирилл.
– Да, приезжал один в… 1938 году, уже после того, как мужа расстреляли. Сказал, что ассистент. Тоже хотел на память себе фотокарточку оставить, где он с профессором вместе.
– Нашел?
– Да, в общем альбоме. Институт тогда назывался Государственным научно-исследовательским институтом обмена веществ и эндокринных расстройств Наркомздрава СССР… Надо же, вспомнила… Ну, и выпросил у меня эту фотокарточку…
– Не жалко было отдавать? – спросила уже Ольга.
– Нет, просто это был альбом Игнатия. Он его сам комплектовал, а у меня был свой альбом, куда уже я помещала то, что было памятно мне…
– Неужели у вас сохранился второй экземпляр этого фотоснимка? – спросил уже
