Кирилл.
– И второй, и третий… Фотографировала-то я сама, да и печатала сама, любила это делать. И свой архив отдельно держала. Если молодой человек мне поможет, то мы с вами сейчас достанем мой клад, как я его называю. Когда была помоложе, то каждый раз доставала и ревела над ним… А теперь достать уже сама не смогу… Просто вспоминаю нашу жизнь и все равно не могу понять: за что же убили моего мужа. – А затем, перелистав несколько страниц, передала Ольге снимок любимого ученика профессора Казакова.
Ольга превернула снимок и увидела надпись: Георг, 1937 год.
– Георг? – с удивлением спросила Ольга.
– Да, но в институте его все звали Георгий. Он из сосланных немцев Поволжья. Ну, я вас заговорила… Берите фотографию и поезжайте, а то скоро стемнеет.
– Мария Борисовна, вы скажите, может быть, вам помощь какая-нибудь нужно? – спросил, уже у калитки, Кирилл.
– Не беспокойтесь, у меня дочка медсестра, она с мужем и внучкой за мной приглядывают. Ступайте с богом!
– А внучка? – спросил Кирилл.
– Внучка уже сама мама… – начала Мария Борисовна.
– И тут у тебя полный облом, – произнесла Ольга, улыбаясь.
Дача Судоплатова
Сидя рядышком и уже поймав несколько окушков, генералы продолжали заниматься воспоминаниями.
– А всего пару раз сталкивались с результатами работы 4-го спецотдела, который занимался изысканиями и изобретениями диверсионной техники, но мало что знали о токсикологической и биологической лабораториях, в которых изучали и исследовали всевозможные яды. Я не оговорился. Там же занимались, например, производством отравленных пуль, которые были способны поразить человека насмерть вне зависимости от того, в какую часть тела они попадали. Особым спросом пользовались облегченные пули, заполненные ядом аконитином.
– И на ком же проводились эти испытания? – уточнил Мальцев.
– В основном на преступниках, приговоренных к высшей мере наказания. По крайней мере, мне так говорили. Но с недавних пор я стал понимать, что это лишь малая часть правды. Что с каждым днем людей для этой лаборатории требовалось все больше и больше… Причем здоровых и крепких, а по большей части и невиновных.
Воспоминания: 1953 год. Спецлаборатория «Х»
– Товарищ профессор Майрановский, у меня постоянно возникают трудности с подопытным материалом, – начал с утра его ассистент Ухтомский. – До сих пор не завершены опыты исследований, когда мы должны давать яды через пищу или различные напитки… Также совершенно не отработано введение ядов через кожу, методом обрызгивания или поливом кожи оксимом, хотя в целом нам известно, что для животных хватает и минимальной дозы, а вдруг… И с кого тогда спросит товарищ Хрущев. Помните, на прошлой неделе мы использовали его на ком-то из ветеранов ЦК партии Украины. И что? Вещество оказалось не смертельным, оно вызвало лишь ожоги и сильную болезненность, и он долго не умирал.
– Что вы хотите?
– Самому выбирать крепких и здоровых заключенных, желательно из врагов народа… Из этих оборотней, что носили форму офицеров НКВД.
– Мы в прошлом квартале провели испытания примерно над 150 заключенными…
– Это очень мало… Позвоните коменданту НКВД, скажите, что будем жаловаться в ЦК… Заверьте, что Никита Сергеевич Хрущев лично на днях будет присутствовать при испытаниях. Что вы на меня так смотрите? Он и на пытках у меня уже несколько раз был… Звоните!
И доктор вынужден был взять телефонную трубку.
– Товарищ Блохин? Вас доктор Майрановский беспокоит. Вы нам, голубчик, срываете план работы. И потом, каких-то дохлых уголовников подбираете. Вы уж потрудитесь мускулистых да покрепче, а впрочем, я завтра вам своего ассистента Ухтомского пришлю. Он в этом лучше разбирается…
Вскоре Утомский все в том же закрытом халате и с повязкой на лице разглядывал двух заключенных, что ему сегодня привели конвоиры для проведения очередных опытов.
– Раздеваемся полностью, – приказал он.
Конвоиры с помощью специальных удлиненных граблей подтаскивали к себе всю одежду, которую снимали с себя заключенные и рассовывали ее по мешкам, при этом обувь – в один мешок, все нижнее белье – во второй, а верхнюю одежду в третий, так было легче перебирать при дележке. Делали они свою работу в спешке, так как не хотели лишний раз видеть того, что потом происходило с заключенными.
На одном из заключенных был литой серебряный крест с мощной цепочкой.
– Крест, чтобы не попортился, с ними потом отдам, – сказал один из толстомордых конвоиров.
– Смотри, как бы сам потом не попортился… Они свидетелей тоже убирают… – произнес стоявший рядом седой мужчина, на котором еще совсем недавно была форма подполковника НКВД.
И конвоир молча отошел в сторону.
– Кто врагам народа без моего разрешения позволил здесь рты открывать? – громко произнес Ухтомский. – Ты?
И взяв со столика пистолет-шприц навел его на офицера.
– Командовать теперь на том свете будешь… – И тут же выстрелил заключенному прямо в лицо.
Конвоиры вместе с мешками мгновенно покинули помещение, а двое оставшихся еще в живых с испугом смотрели на то, как лицо их сокамерника превращается в кровавую маску, а сам он начинает медленно оседать на пол.
– Ты, который с крестиком, ложись на стол. Посмотрим, как твой крест тебя защищать будет.
Опустившийся на лежак офицер, а это был младший чин, закрыв глаза, начал молиться.
На этот раз Ухтомский взял из медицинского шкафа какую-то бутыль, открыл и вылил немного жидкости на тело лежавшего, от чего оно стало покрываться большими пузырями, а когда они лопалось, то хорошо стали
