Энн Каллен. В свою очередь, Сусанна завещала свое предполагаемое наследство мужу на случай, если мать и сестра скончаются прежде него. Впрочем, два акра пастбищной земли не сделали бы Эквиано помещиком. Земля была не фригольдом, а копигольдом, то есть находилась не в собственности без каких-либо обременений, а в пожизненном пользовании, распространявшемся и на непосредственных наследников, но могла быть востребована владельцем манора при возобновлении договора.[638]Сусанна не предполагала, что мать проживет до 1820 года, надолго пережив и ее саму, и ее мужа, и высылку ее сестры в Австралию за кражу из лавки.[639]
Вскоре после смерти Сусанны Эквиано переехал из Соуэма в Лондон, оставив маленьких дочерей на чье-то попечение, а сам занялся устройством их будущего. Результат его действий виден в завещании, последнем его известном тексте и, таким образом, последнем акте словесного самовыражения. К концу жизни Эквиано стал, видимо, самым преуспевающим британцем африканского происхождения, проживавшим в Англии. На протяжении восемнадцатого века годовой доход в сорок фунтов обеспечивал в Лондоне существование семьи из четырех человек, а джентльмен мог неплохо прожить на триста фунтов в год. Большинство же британцев вообще не обладало собственностью, ради которой стоило бы составлять завещание. Эквиано был одним из очень немногих афробританцев восемнадцатого века, достигших такого положения.[640] В завещании он счел себя вправе назваться «Густавом Васой, джентльменом с Эдл-стрит в Олдерменбери, Сити, Лондон». В случае его смерти душеприказчикам, «[его] друзьям Джону Одли и Эдварду Инду, кэмбриджским сквайрам» и подписчикам, надлежало «обеспечивать содержание и образование» его дочерей до достижения двадцати одного года, после чего они должны были унаследовать «недвижимость и собственность, которые я приобрел, тяжко трудясь в поте лица своего в самых отдаленных и опасных уголках земного шара» (373-75). Дочери не должны были забывать, насколько заслужен был его финансовый успех. Дополнительным распоряжением к завещанию он оставлял им акры земли, которые унаследовал бы в случае, если бы пережил тещу, а также «различные предметы домашней утвари и мебель, одежду и печатные книги», несколько рент общей стоимостью около двухсот фунтов и «триста фунтов, в настоящее время свободные». Кроме того, он оставлял «триста фунтов депозита за уступку аренды в Пластерерс Холл на Эдл-стрит, № 25, Сити, Лондон».[641]
Пластерерс-холл был местом его проживания на день составления завещания, 28 мая 1796 года. Здание принадлежало Компании штукатуров[642], одной из ливрейных компаний лондонского Сити, учрежденной в 1501 году. Ее первоначальное здание сгорело в Великом лондонском пожаре 1666 года, а новое спроектировал в 1669 году сэр Кристофер Рен (в 1882 году сгорело и оно). Компания использовала его как источник рентного дохода, сдавая в аренду тем, кто, в свою очередь, сдавал жильцам в субаренду отдельные комнаты. По-видимому, Эквиано арендовал помещения у Уильяма Рольфа, ювелира, подписавшего 5 октября 1790 года арендный договор на двадцать один год на это и несколько соседних зданий.[643] Эквиано же отдавал их в субаренду. Реклама в Times от 1 сентября 1796 года о сдаче здания внаем дает хорошее представление о нем самом и его возможности приносить доход:
Превосходное просторное, удобное и солидное КИРПИЧНОЕ ЗДАНИЕ, именуемое ПЛАСТЕРЕРС-ХОЛЛ, очень выгодно расположенное на Эдл-стрит, что ведет из Олдерменбери к Вуд-стрит в Чипсайде, располагающее множеством удобных помещений для жилья, обширным холлом более 40 футов в длину, музыкальной залой, большим двором, подвальной кладовой, способной вместить 100 баттов[644], а также передним двором со складными воротами. Помещения особенно подходят для разнообразных занятий, требующих много места. Помещения сдаются для разовых мероприятий, равно как и подвал, принося 63 фунта стерлингов в год; аренда на оставшийся 15-летний срок предлагается по умеренной цене.
Хотя Эквиано продолжал арендовать помещение в Пластерерс-холл до самого конца жизни, сам он где-то после 16 июня 1796 года переехал из лондонского Сити в графство Миддлсекс. По-видимому, это произошло около сентября, когда впервые появилось объявление о сдаче этого помещения в аренду.[645] К 22 сентября он уже проживал на «Джон-стрит, Тотнэм корт-роуд в графстве Миддлсекс»,[646] а на момент смерти – на Пэддингтон-стрит, Миддлсекс.
Завещание Эквиано показывает искренность его религиозных убеждений и неослабный интерес к Африке. В случае если бы ни одна из дочерей не дожила до двадцати одного года, он оставлял половину «имущества и дохода от него… казначею и директору «Сьерра-Леонской компании для использования и получения выгод в интересах школы, устроенной указанной компанией в Сьерра-Леоне». Другая половина «имущества и дохода от него» предназначалась основанному несколькими протестантскими деноминациями «Обществу, учрежденному в церкви на Спа Филдс… для посылки миссионеров проповедовать Благую весть за границей», из которого впоследствии выросло Лондонское миссионерское общество. Лишенный возможности самому попасть в Африку, Эквиано никогда не забывал об экономическом и духовном долге перед родиной предков.
Эквиано ненадолго пережил жену. Мрачноватая Пэддингтон-стрит, проходящая меж кладбищ, была подходящим местом, чтобы окончить свои дни. Символично, что единственное известное личное свидетельство о последних днях Эквиано исходит от Грэнвилла Шарпа, соратника по борьбе за запрещение работорговли. Впоследствии он писал племяннице: «Это был очень разумный и честный человек, я навестил его уже на смертном одре, он потерял голос и мог только шептать». Эквиано скончался 31 марта 1797 года в присутствии сиделки миссис Эдвардс. Хотя о смерти сообщалось в лондонской и национальной прессе, место его погребения неизвестно.[647]
4 апреля 1797 года Morning Herald сообщала: «СКОНЧАЛИСЬ… В пятницу утром, на Пэддингтон-стрит, мистер Густав Васон, пятидесяти двух лет». Morning Post and Fashionable World за пятницу 14 апреля: «СКОНЧАЛИСЬ… Несколько дней назад, мистер Густав Васа, Африканец, хорошо известный публике удивительным повествованием о своей жизни, которое считают написанным им самим». О кончине «Густава Васы, Африканца» извещал апрельский Gentleman’s Magazine, а также European Magazine за 31 апреля на стр. 294: «На Пэддингтон-стрит, мистер Густав Васа, 52 лет, автор удивительного “Повествования о жизни”». Обратила внимание на его кончину и американская пресса. 9 августа 1797 года Massachusets Spy: or, the Worcester Gazette отметила его первым в разделе некрологов: «В Лондоне, мистер Густав Васа. Африканец, известный публике удивительным повествованием о своей жизни». Тремя днями позднее Providence Gazzette and County Journal заключила его именем свой перечень скончавшихся: «В Лондоне, Густав Васа, знаменитый Африканец».
Официальная запись о смерти Эквиано могла погибнуть вместе с архивом церкви св. Альбана на Вуд-стрит, одной из ближайших к Пластерерс-холл, разрушенной в результате немецкой бомбардировки во время Второй мировой войны. Это здание оставалось основным адресом Эквиано даже после переезда в Мидлсекс. В частности, «Густав Васа, джентльмен с Эдл-стрит в Олдерменбери, Сити, Лондон»
