не порадовал Алиенору, потому что Ричард выглядел как человек, давно не видевший солнца, заметно потерявший в весе и слишком долго живший с полным напряжением нервов. Но тут он улыбнулся и обнял ее, и она подумала удивленно: неужели нужно было прожить всю жизнь, чтобы понять, что самая крепкая, сильная любовь на свете – это любовь матери к своим детям.
– Филипп свалял дурака, когда поставил против тебя. – Ричард со смехом снова сжал ее в объятьях, но затем наклонился прямо к ее уху и прошептал: – Шестнадцать лет… Как же ты это выдержала, матушка?
Эти несколько простых слов поведали все, что ей требовалось знать о времени, которое он провел в плену у Генриха.
Следующим Ричард поздоровался с архиепископом, а затем, когда настал черед девятилетнего Вильгельма и шестнадцатилетнего Отто, сделал вид, будто не верит, что перед ним его племянники. Эти ребята слишком взрослые, уверял он, рассмешив мальчиков и рассеяв любую скованность, какую они могли ощутить. А парни действительно казались ему чужими, потому как четыре года – целая вечность в стране детства, и розовощекий мальчуган пяти лет и серьезный двенадцатилетний подросток жили теперь только в его воспоминаниях. Интересно, а он сам тоже кажется им незнакомцем?
– Спроси у него, – потребовал Вильгельм, и Отто подчинился.
– Дядя, немецкие бароны и епископы прибывают всю неделю. Хоть мы и знаем, что папы тут не будет, но надеялись, что наш брат приедет в Майнц. Ему ведь уже давно пора быть здесь. Выходит, Генрик не появится, да?
– Да, Отто, это так, – неохотно признал Ричард. – Генрик у императора покуда не в чести. Понимаете, ребята, ваш брат увел свою невесту прямо из-под носа у Генриха.
Вильгельм пришел в недоумение, зато Отто рассмеялся.
– Ты хочешь сказать, что он все-таки сумел жениться на Агнесе? Я думал, что император запретил этот брак.
– Запретить-то запретил. Да только девчушка восемнадцати лет, имеющая голову на плечах, его перехитрила.
Видя, что Вильгельм ничего не понимает, Ричард пояснил, что Генрих с детства был помолвлен с Агнесой, единственной дочерью Конрада, графом Рейнского палатината, дяди Генриха. Только его суженая, сама того не ведая, стала причиной раздора между отцом мальчишек и Гогенштауфенов.
– Генрих хотел выдать Агнесу за Людвига, герцога Баварского. Хоть она и упиралась, но со временем смирилась бы. Но потом Генрих получил предложение от французского короля. Филипп заставил своих ручных баронов и епископов признать незаконным его союз с несчастной Ингеборгой. Вы ведь про нее наслышаны?
Когда оба паренька кивнули, Ричард расхохотался: если даже дети вроде Вильгельма в курсе матримониальных дел Филиппа, ему никогда не замять скандал.
– Так вот, оказавшись снова свободен, он принялся выбирать себе новую невесту, и положил глаз на Агнесу. Не уверен, что Генрих дал бы свое согласие – ему ни к чему давать Филиппу хоть какое-то право на Палатинат. Но это брачное предложение вселило страх в мать Агнесы. Она спросила дочь, желает ли та выйти за французского короля, а та наотрез отказалась, заявив, что не выйдет за мужчину, столь бесчеловечно обошедшегося с Ингеборгой. Стоило ей признаться по секрету, что замуж она согласна идти только за Генрика, ее мать принялась действовать.
Он посмотрел на Алиенору и улыбнулся.
– Не знай я достоверно, что это не так, принял бы ее за твою родственницу, матушка, – сказал король. – Стоило ее мужу уехать, она послала весточку Генрику и пригласила его в их замок Шталек, где Генрик с Агнесой быстренько обвенчались. Конрад, узнав об этом, не обрадовался, а Генрих был просто в ярости. Но когда император потребовал от дяди признать брак незаконным, тот воспротивился, заявив, что не желает навлекать бесчестье на свою дочь.
Отто порадовался за брата, так как знал, как сильно тот хотел жениться на Агнесе. Но поежился при мысли, что Генрик стал объектом холодного беспощадного императорского гнева.
– Как думаешь, дядя, Генрих со временем смирится с этим браком? – спросил парень.
– Поначалу он решил обвинить в нем меня. – Сам Ричард рассмеялся, но Алиенора и архиепископ посерьезнели, подумав, не этот ли злосчастный союз стал причиной неожиданной задержки с освобождением. Но следующие слова короля их несколько успокоили. – Впрочем, теперь, когда Конрад встал на сторону молодых, Генрих не в силах ничего поделать. Затем он и собрал в Вюрцбурге имперский сейм – чтобы обсудить этот вопрос. Сдается мне, достаточно велик шанс, что император вынужден будет скрепя сердце принять этот брак.
Послышался тихий стук в дверь, напомнив им, что не они одни желают засвидетельствовать почтение королю. Государь кивнул Моргану, тот пересек комнату и впустил следующую группу. Ричард был рад видеть Уильяма де Сен-Мер-Эглиза, который заверил его, что и Губерт Вальтер собирался приехать, но поскольку король назначил его главным юстициаром, государственные нужды вынудили его остаться в Англии. Алиенора подозвала к себе смуглого красивого юношу лет семнадцати, представив его как Фернандо, брата Беренгарии. Когда Ричард поблагодарил его за согласие стать заложником, парень ухмыльнулся и сказал, что рад был ускользнуть из-под вечного надзора отца и старшего брата. Король не брался определить, чем вызвана такая беззаботность: молодостью или характером – Беренгария упоминала, что Фернандо у них в семье вроде шута, острит и веселится без удержу.
Ричарду было ненавистно любого обрекать на судьбу заложника в лапах у Генриха, но одно дело, когда речь шла о закаленных воинах вроде Роберта де Тернхема, только что вошедшего в палаты, или Роберта Харгрейва, одного из двадцатки, сопровождавшей его в ад и обратно. А вот видеть невинную браваду юнцов, вроде Фернандо, Отто или Вильгельма, было куда больнее. Он часто напоминал себе, что выдача заложников – это составная часть всякого договорного процесса, гарантия правильного поведения и исполнения условий, но на сердце было тяжело, потому как Генрих не признавал никакой морали.
Поздоровавшись с аббатом из Кройленда, Ричард заметил человека, прислонившегося к стене близ двери и наблюдающего за суматохой со скучающей миной зрителя рождественского представления. Протолкавшись через кольцо обступивших его людей, король остановился перед кузеном.
– С чего это ты прячешься тут в тени? – спросил он. – Ведь ты всегда первый лезешь в
