в голову, что другому человеку надо думать о многом, а не о вас? Как бы не так! Вам понадобилось, чтоб в последнюю минуту другой человек думал о вас и больше ни о чем…
Грэс не ответила ни звука. Лори продолжал лихорадочно развивать теорию «другого человека».
— И вот теперь надо сделать его дураком, выбить у него из головы честные, натуральные мысли насчет ребят и ихнего спокойствия, насчет того, чтоб как-нибудь услышать про наше дело от тех, кто остался снаружи, насчет поисков щели… Видите, там Ребров черкает в своей книжке? Правильный парень. Он стоит на своих рельсах. А другой человек должен метаться, как перепел под шапкой, — в тоске и беспокойстве, в укорах самому себе, в тревоге, в чертовской лихорадке, оттого что вы все-таки свалились поперек его дороги, хотя он… Грэс…
Он назвал ее по имени — уже другим голосом. Он провел шершавой рукой по ее маленькой, беленькой ручке. Она сжала его пальцы.
— Продолжайте о другом человеке!
Лори охотно бормотал бы все, что только взбредет на язык, чтоб заглушить стукотню своего сердца и припрятать глупейшее волнение, охватившее его, как пожар. Он прислонился головой к ее плечу.
— Продолжайте же! — тихонько поощрила Грэс.
Вместо всякого ответа он закрыл глаза.
— Ну, так я вам сама расскажу о другом человеке. Другой человек струсил, как самый последний мальчишка. Он побежал в свой союз и затрезвонил во все колокольни. Он стал просить, чтоб его связали и спрятали, потому что он сам ничего не умеет сделать за себя, — ни связаться с кем-нибудь, ни спрятаться от него, ни… вообще, ничего…
— Так-таки ничего? — пробормотал Лори, обнимая ее и привлекая к себе с такой силой, как если б она была рычагом станка или осколком гранита.
— Ничего! — ответила Грэс. — Даже этого вы не умеете сделать как следует. Сидите смирно.
Она снова положила его голову к себе на плечо, но на этот раз она держала ее ладонями и смотрела ему в глаза. Лори прищурился, выдерживая ее долгий взгляд.
— Милая, — проговорил он тихонько, — если б мы не были сейчас под землей и лэний не ел наши кости и если б нам не оставалось жить несколько часов, — я бы опять побежал от вас и затрезвонил во все колокольни. Я не смею связать себя с вами. Вы не понимаете, что это бесповоротно. Вы делаете серьезные вещи смешными и большие вещи маленькими. Вам впору играть в куклы.
— У нас тоже есть большие вещи, которых вы не понимаете, — ответила Грэс кротко. — Перед самой смертью я вам скажу на ухо… Но не надо, не надо думать о смерти.
Она взлохматила ему волосы, что дало ему право положить руку на ее собственные кудри, прохладные и мягкие, как шелк. Он погладил их осторожно, как птицу.
— Грэс!
— Что, Лори?
— Я видел сон…
— Когда это вы видели сон?
— Вы отлично знаете, когда я его видел. Это было так странно, что большая взрослая женщина в кружевах и лентах, пестрая, как попугай, нагибается к незнакомому человеку…
— Лори Лэн! — крикнул Ребров резким голосом. — Идите сюда. Обратите внимание!
Лори встал, чувствуя головокружение. Он с усилием собрал свои мысли и тяжело опустил руку на плечо Реброва. Тот поглядел на него с сердитым укором, — и Лори ответил ему остерегающим взглядом.
— Вы не правы сейчас, Ребров, — пробормотал он, — не правы!
Ребров указал на скалы, возле которых уже копошился дядя Гнейс с измерительными приборами.
— Взгляните сюда, Лори, — произнес он сухо, — эти скалы втягиваются под прямым углом с наклоном в двадцать градусов. Движение происходит равномерно. Мы его высчитали. Возможно, что нас втянет в какой-нибудь каменный водоворот.
Лори Лэн подбежал к скале и с удивлением почувствовал под ногами странную тягу, медленную, как зыбучие пески, но мощную по своему напору. Он сделал несколько шагов и пошатнулся. Они очутились в каменном течении. Земля медленно втягивала их в себя. Лори принюхался — эманации лэния стали слабее и отдаленней.
— Возможно, что раскроется щель наружу, — сказал он Реброву. — Братцы, поставьте часового у противоположного конца коридора. Я чувствую близость воздуха. Лэний уходит от нас. Надо сторожить во всех концах жилы!
Гнейс кивнул головой. Ребров и Лори, посоветовавшись, разделили маленькую группу на четыре поста и поставили по двое человек в конце четырех разветвлений пегматитового коридора.
Сделав все, что от него требовалось, и оставив себе тот угол, куда он усадил Грэс, Лори быстро побежал к оставленному местечку. Он чувствовал, как тело его, терявшее веселую зарядку лэния, становится тяжелым, измученным и горячим. Он испытывал нечто похожее на приступ зангезурской лихорадки.
Глава пятьдесят первая
Лэний уходит в глубь земли
Грэс между тем выбрала местечко поуютней, на золотистом песке одного из углублений жилы, и ждала Лори, чувствуя себя счастливей, чем сотня героинь романа, поджидающих жениха где-нибудь в беседке, аллее или маленькой гостиной.
— Плохо дело, Грэс, — проговорил Лори деловым голосом, очутившись возле нее, — камни движутся, лэний перемещается. Все наше освещение, отопление и питание — это он.
Если он отойдет, мы потеряем способность питаться, видеть и греться запасом собственного фосфора. А это значит, что смерть будет далеко не веселая для вас, девочка.
Он сел на землю, делая тщетные попытки унять свой озноб. Но, так как зубы его начали колотиться друг о дружку, он отодвинулся от Грэс и не дотронулся до ее пальчиков, протянувшихся к его руке.
— Не сочиняйте глупостей! — проворчала Грэс. — Что это еще с вами делается? Мы и не подумаем умереть.
— Согласен… — с трудом ответил Лори. — Н-не об… обра… щайте вни-мания. Я…
Он не мог удержаться от страшной судороги, забившей ему челюсти друг о дружку.
Грэс вскрикнула и охватила его руками. Он опять лежал в лихорадке, как тогда, в голубой спальне, и, почти теряя сознание, глядел на нее прищуренными глазами. В них было столько же юмора, сколько и нежности. Возмутительный человек.
Ей совсем не нравилось такое восстановление прошлого. Она быстро схватилась за сумочку — там была хина. Вытащив облатку, она сунула пальчик между двумя челюстями с храбростью, достойной укротителя львов, и выдавила ему хину на язык.
—
