— Лежите тихо, — предупредила Дарт. — Не очень-то ему все это нравится.
Тилар вспомнил оставшегося без руки оруженосца. Да уж, Щена злить не стоило…
Тот спрыгнул со скамьи на плечо Тилару, заставив его поморщиться. Когти, пронзившие рубаху, обожгли огнем. Потом, припав на все четыре лапы, Щен подполз к черному отпечатку.
Все плотно обступили Тилара.
— Неплохо бы вам на всякий случай отодвинуться, — предостерег он, ощутив, как наэфрин внутри тревожно зашевелился.
Щен опустил к отметине мордочку. Тилар напрягся. Огненный нос коснулся черного знака. Наэфрин начал корчиться, словно пытаясь подняться навстречу.
Мордочка Щена внезапно погрузилась в черноту, как в тень.
Дарт ахнула. Эхом отозвались остальные.
А потом… Щен исчез. Тилар не чувствовал больше на груди его тяжести и жжения.
Все уставились на Дарт. А она посмотрела себе под ноги.
— Щен тут. Он испугался… наэфрина, наверное. Спрятался у меня под плащом.
— А где же камень? — спросил Брант.
— Он его уронил. — Девочка показала на знак Тилара. — Туда…
Тилар положил руку на грудь. Нащупал только кожу и ребра.
Камень был внутри. И куда-то падал.
Словно летел в колодец.
Что-то дернулось в самой глубине, рванулось вверх, с чудовищной силой давя изнутри на ребра.
— Ложитесь, все!
Камень и то, что летело ему навстречу, столкнулись. Тилара подбросило, тело его выгнулось дутой — дна касались лишь макушка и пятки.
Дух захватило от боли и наслаждения одновременно.
Нечто наполнило его изнутри, столь огромное, что места для него самого не осталось.
Слишком огромное…
В глазах потемнело.
И наконец оно вырвалось наружу, в этот мир. Из груди выстрелил дымный ураган. Кости начали ломаться одна за другой…
Тилар рухнул на днище лодки, не чувствуя уже ничего, кроме боли.
Дым все струился. Черный и белый — бурля, свиваясь, смешиваясь. Тилар увидел крыло — белое, змеиную шею — черную; казалось, над ним то ли сражаются, то ли спариваются два огромных змея.
Эфрин и наэфрин.
Меж ними плясал и корчился язык зеленого пламени, от которого как будто и исходил дым. Но Тилар понял, что это отрава, ненависть Чризма, обретшая форму. Оба змея обвивали ее своими телами.
А на самом верху клубящегося дымного столба блистала тысячегранная звезда.
Черный алмаз.
Крылатые змеи постепенно гасили зеленое пламя, сжимая его и душа. Оно становилось все тусклее, меньше и наконец, испустив последний гнилостный выдох, потухло.
Кружение дыма сразу утратило свою неистовость. Два чудных существа, две части утерянного некогда целого, обвили друг друга крепче, словно желая снова стать этим целым. Что было невозможно, ибо третья часть пропала навеки…
Тилар услышал два голоса, исполненных горя. Скорее обрывки мыслей, чем речь.
«ЛЮБОВЬ… ПОТЕРЯ… СПАСЕНИЕ… НАДЕЖДА…»
«УТРАТА… БОЛЬ… ЯРОСТЬ…»
«СВОБОДА… ВЕРА… ЖИЗНЬ… ПЛАЧ…»
«БОРЬБА … ГОРЕЧЬ… ПЛАЧ… УТРАТА…»
Он воспринимал их сердцем, а не слухом — две жалобы на одну и ту же боль, одну и ту же потерю. Тщетные попытки поведать о своих страданиях, ибо говорившие были бесконечно далеки друг от друга, хотя и находились рядом.
Один из голосов, полный скорби и надежды, Тилар узнал. Слышал его раньше — это был голос наэфрина. Второй, звучавший более ожесточенно, холодно и яростно, принадлежал призванному камнем белому змею.
Эфрину богини Мирин.
Тут слуха его коснулся третий голос — настойчивый и внятный.
— Черт тебя подери, Тилар! — гаркнул Роггер. — Отзови уже своего пса!
Вор впихнул ему в руку кинжал. Тилар снова посмотрел вверх.
Оба змея закружились неистово. Разочарование — от невозможности понять друг друга, соединиться — перерастало в гнев.
Тилар стиснул в кулаке лезвие кинжала. Ощутил укус стали. Затем поднял окровавленную руку, дотронулся до дымной привязи. Та полыхнула огнем… и с небес обрушилась, как обычно, тяжесть морского вала, придавив Тилара к днищу лодки и вышибив из него весь дух.
Дым втянулся в отметину на груди.
Тяжесть исчезла.
С неба падал камень, но Брант ловко поймал его на лету.
Тилар сел, глубоко вздохнул.
Сила вернулась.
Боль ушла. Кинжалом Роггера он торопливо срезал повязку с руки. Отбросил грязные клочья, увидел здоровые прямые пальцы. Сжал кулак, вскочил на ноги. Колено сгибалось и разгибалось безупречно.
Все смотрели на него не отрывая глаз.
Исцелился.
Тут издали донесся вой.
Роггер оглянулся.
— Похоже, разбудили еще одного зверя…
Тилар поднял золотую рукоять без клинка. Протянул руку к Бранту, мальчик передал ему камень, уже смоченный кровью Дарт и превращенный в алмаз.
Еще слыша эхо голосов эфрина и наэфрина, Тилар посмотрел на Бранта. Вспомнил, что говорил мальчик, держа в руках череп Кеорна. Двумя разными голосами — как будто сам с собой споря.
«ПОМОЧЬ ИМ…»
«СЖЕЧЬ ИХ ВСЕХ…»
«ОСВОБОДИТЬ ИХ…»
«СЖЕЧЬ ИХ ВСЕХ…»
То говорил не мальчик — теперь он понял.
А эфрин и наэфрин Кеорна — устами Бранта, благодаря соединению черепа и камня. Два существа, и впрямь друг другу противоречившие. Один просил спасения. Другой — гибели. Наэфрин и эфрин. Две части целого.
Тилар поднял меч и камень.
В своей душе он никакого противоречия не ощущал.
Алмаз вернулся на место. Блеснул возрожденный клинок.
Снова послышался вой вдалеке.
Тилар ответил про себя: «Иду». Повернулся к своим спутникам.
Пусть исцеленный, он все же был один. Против сонма безумных бродяг и демона-духа, объединенных общей целью — расправиться с ним.
Даже с Ривенскриром надежда на победу была невелика.
Дарт напомнила ему, что сила клинка — это его сила.
Правда, девочке предстояло еще узнать, что сила человека — это сила тех, кто с ним рядом.
Он окинул взглядом друзей.
И понял, что победа возможна… над любым врагом.
Все было кончено.
Катрин бежала вниз по лестнице.
Штормовую башню трясло. Лед добрался и до нее. Прочие башни уже пали, защитная стена рассыпалась. Остался последний оплот.
