Верный Василий Попов неотлучно находился при князе и подробно сообщал Екатерине о здоровье Потемкина. 21 сентября он писал А.А. Безбородко: «Князь опять занемог. Лихорадка мучила его третьяго дня жесточайшим образом, так что его светлость до сих пор не встает с постели». Александра Браницкая и Василий Попов уговорили Потемкина принимать лекарство и соблюдать диету. Появилась надежда на выздоровление, верный секретарь докладывал императрице: «Здоровье его светлости при наблюдаемой им умеренности в пище час от часу становится лутче». Но колесо времени не суждено остановить. Земные дни князя неуклонно подходили к концу. Болезнь наносила все новые и новые удары. В письмах Потемкин уже не скрывает своего отчаяния и говорит о мучительных приступах, послания Попова государыне и Безбородко полны описаний невыносимых страданий князя. Трое докторов — Тиман, Массо и Санковский — констатировали, что «болезнь уже в таком развитии, что обыкновенное врачевание едва ли поможет».
26 сентября Потемкин пишет несколько строк Екатерине: «Измученный жестокими моими страданиями не могу я сам писать. Попов донесет Вашему величеству о моем состоянии, — но у князя достает сил завершить короткое послание по всей форме, — я же до последнего издыхания Ваш благодарнейший и вернейший подданный князь Потемкин-Таврический». На следующий день сил его хватило только на одну строчку: «Матушка родная, жить мне больше тяжело, что тебя не вижу». Он уже знал наверняка, что его бал в Таврическом дворце и вправду стал прощальным, никогда уже не увидать ему столь милое и любимое лицо Екатерины, ее улыбки, не услышать нежного, умеющего повелевать миллионами, голоса. Никогда не назовет императрица своего фаворита «Милая милюшечка Гришенька», никогда он не услышит «Гяур, москов, казак». Теперь они расстались навсегда. Не по вине друг друга, не из-за придворных интриг и козней противников, а по воле судьбы, распорядившейся жизнью Потемкина.
25 сентября Попов докладывал императрице о состоянии светлейшего: «От 21 сентября до нынешнего дня князь подвержен был безпрестанным и жестоким страданиям. Все признаки открывали тяжкую и мучительную болезнь. Горестныя его стенания сокрушали всех окружающих его. Когда только боли его унимались, то его светлость начинал говорить о безнадежности своей жизни и со всеми прощался, не внемля никаким нашим вопреки сего уверениям». 27 сентября наступило некоторое улучшение, Потемкин «приобщился Святых Тайн». 30 сентября, в свой день рождения (князю исполнилось 52 года), светлейший плакал, вспоминал «священное» имя государыни, а окружающие старались его утешить. Все чувствовали, что наступают последние дни. Потемкин решился ехать, велел закладывать карету. Ему казалось, что лучшим лекарством станут родные степи Новороссии, любимый ветер с Черного моря. 4 октября Попов сообщил Безбородко: «Его светлость решил отсюда выехать в Николаев и сегодня в 8 утра в сей путь отправился». В тот же день Потемкин отправил из Ясс свое последнее письмо Екатерине: «Матушка, всемилостивейшая государыня. Нет сил более переносить мои мучения. Одно спасение остается — оставить сей город, и я велел себя везти в Николаев. Не знаю, что будет со мной. Вернейший и благодарнейший подданный. Одно спасение — уехать».
До Николаева он не доехал. 5 октября около полудня несколько карет, медленно двигавшихся по степной дороге в сторону Кишинева, остановились на обочине. Потемкин велел вынести его коляски и положить на землю. «Я хочу умереть на поле», — согласно преданию, объявил он. Потемкина уложили на ковер, под голову устроили кожаную подушку; казалось, что ему стало легче на воздухе. Вокруг собралась немногочисленная свита, все плакали. Доктора стояли неподалеку, уже не в силах помочь вельможе. Один из них, Сановский, протянул дорожную икону. Потемкин поцеловал ее и выронил из рук. Спустя мгновение посреди бессарабской степи окончилась жизнь одного из великих людей своего времени — светлейшего князя Григория Александровича Потемкина-Таврического. Один из казаков, сопровождавших его, достал из кармана два медных пятака и закрыл ими глаза покойного. В руках нескольких сотен нищих перебывали «две лепты», замкнувшие очи тому, кто без счету сыпал золотым дождем. Браницкая, не помня себя, бросалась на тело дядюшки, старалась уверить всех, что он еще жив, пыталась своим дыханием согреть охладевшие уста Потемкина.
Получив ужасную новость, Василий Попов, оставшийся в Яссах, сразу послал печальное известие императрице: «Удар свершился, всемилостивейшая государыня! Светлейшего князя нет более на свете. Поутру он сделался очень слаб, но приказал скорее ехать; наконец, не доезжая большой горы, верстах в 40 от Ясс, так ослабел, что принуждены были вынуть его из коляски положить в степи. Тут и испустил он, к горестнейшему нашему сожалению, дух свой».
Известие о кончине князя Г.А. Потемкина было получено в столице только 12 октября, хотя гонец с печальным посланием, загоняя по дороге лошадей, прибыл на 2–3 дня быстрее обычной скорой езды. Секретарь императрицы А.В. Храповицкий записал в своем дневнике: «12 (октября. — Н.Б.). Слезы и отчаяние. В 8 часов пустили кровь… 13. Жаловалась, что не успевают приготовить людей. Теперь не на кого опереться. 16. Продолжение слез. Мне сказано: как можно Потемкина мне заменить? Все будет не то. Он был настоящий дворянин, умный человек, меня не продавал; его не можно было купить».
Почти сразу же после получения ужасного известия Екатерина села за перо. Она обращалась к своему верному адресату, посвященному в чувства государыни и знавшему о роли Потемкина в ее жизни. Императрица опять писала барону Гримму. «Снова страшный удар разразился над моей головой, — вся в слезах опечаленная женщина дрожащей рукой едва выводила строчки. — После обеда, часов в шесть, курьер привез горестное известие, что мой выученик, мой друг, можно сказать, мой идол, князь Потемкин-Таврический умер в Молдавии от болезни, продолжавшейся целый месяц.
Вы не можете себе представить, как я огорчена. Это был человек высокого ума, редкого разума и превосходного сердца. Цели его всегда были направлены к великому. Он был человеколюбив, очень сведущ и крайне любезен… В эту войну он выказал поразительные военные дарования: везде была ему удача — и на суше, и на море.
Им никто не управлял, но сам он удивительно умел управлять другими. Одним словом, он был государственный человек: умел дать хороший совет, умел его и выполнить…
В нем были качества, встречающиеся крайне редко и отличавшие его между всеми другими людьми: у него был смелый ум, смелая душа, смелое сердце. Благодаря этому мы всегда понимали друг друга и не обращали внимания на толки тех, кто меньше нас смыслил. По моему мнению, князь Потемкин был великий человек, который не выполнил и половины того, что был в состоянии сделать… Теперь вся тяжесть правления лежит на мне».
Императрица так и не оправилась от тяжелейшего удара. Со смертью талантливого фаворита закончился золотой период ее царствования, ей уже не в ком было искать той поддержки и тех мудрых советов, что давал Григорий Потемкин.
При дворе активно обсуждали причину смерти Потемкина. Называли «гнилую горячку и молошницу». Безбородко по просьбе Завадовского сообщил ему подробности о болезни Потемкина, заметив: «Тут не было ничего особливого, кроме самого обыкновенного. Склонность его к желчи при гемороидах, раздраженная разными неприятностями, в последнюю его у нас бытность случившимися, при сильном движении от непонятно-скорой дороги увеличила силу болезни… По обычаю своему, растворяя ночью окна, не воздерживался от пищи и не принимал лекарств… Приехав в Чердак близ Ясс, съел он жареного целого гуся и впал в рецидиву. Тут еще более отрекся он от лекарств, и когда одолевал его внутренний жар, то не только питьем холодного, но, растворяя окна по ночам и имея при себе готовых людей, велел лить себе eau de cologne (туалетная вода) на голову, опрыскивать себя кропилом с холодною водою… По вскрытии тела его найдено необычайное разлитие желчи, даже части ея, прильнув к неким внутренностям, затвердели». Официальная версия гласит, что князь Потемкин-Таврический умер от рецидива болотной лихорадки, которую он подхватил в 1783 г. в Крыму. Сохранившееся с юности предубеждение против врачей и лекарств сгубило здоровье князя. Кто знает, не откажись светлейший от помощи и рекомендаций докторов, он мог бы и на этот раз победить болезнь. Была, правда, еще одна версия кончины Потемкина — отравление, но она из ряда тех легенд, что окружают его имя.
